Том вернулся в соседнюю комнату.
– Из Рима никаких новостей, – удрученно известил он собравшихся.
– Вот как? – Питер был разочарован.
– Это за телефонный звонок, Питер, – сказал Том и положил тысячу двести лир на крышку пианино. – Большое спасибо.
– У меня есть идея, – заговорил Пьетро Франкетти, стараясь правильно говорить по-английски. – Дикки Гринлиф обменялся паспортами с каким-нибудь неаполитанским рыбаком или с римским продавцом сигарет, ради того чтобы вести спокойную жизнь, к чему он всегда стремился. Выясняется, что владелец паспорта Дикки Гринлифа не такой уж мастер подделывать подписи, каковым себя считал, и ему приходится внезапно исчезнуть. Полиции следует искать человека, который не может предъявить свою подлинную carta d’identità,[90] узнать, кто он, а после этого искать человека с его фамилией, который и окажется Дикки Гринлифом!
Все рассмеялись, и громче всех Том.
– Вся беда в том, – сказал он, – что многие из числа его знакомых видели его в январе и феврале…
– Кто, например? – перебил его Пьетро.
Итальянская напористость в разговоре, будучи выражена по-английски, вызывает двойное раздражение.
– Например, я. Я уже говорил, что, согласно экспертизе банка, подписи начали подделывать с декабря.
– И все же в этом что-то есть, – прощебетала Мардж, которая после третьего бокала пришла в хорошее расположение духа. Она удобно устроилась в большом шезлонге Питера. – Такая идея Дикки вполне могла прийти в голову. Он мог бы поступить так сразу же после Палермо, когда подделка подписей была для него важнее всего. Я ничуть не верю во все эти подделки. Думаю, что Дикки настолько изменился, что изменился и его почерк.
– Мне тоже так кажется, – сказал Том. – И потом, не все в банке считают, что подписи подделаны. В Америке нет на этот счет единого мнения, а в Неаполе думают так же, как и в Америке. В Неаполе и не заметили бы подделки, если бы американцы им об этом не сказали.
– Интересно, что пишут сегодня в газетах? – живо спросил Питер, натягивая на ногу тапку, которую незадолго до этого снял, потому что та была ему тесна. – Не сходить ли за ними?
Сходить за газетами вызвался один из братьев Франкетти, который тут же вышел из комнаты. Лоренцо Франкетти был в розовой расшитой жилетке all’ inglese,[91] в костюме английского покроя и английских башмаках на толстой подошве. Его брат был одет почти так же. На Питере, напротив, все с головы до пят было итальянское. Появляясь на вечеринках и в театре, Том обратил внимание на то, что если на человеке английская одежда, то он, скорее всего, итальянец, и наоборот.