Том надеялся, что Мардж забудет о приглашении на вечеринку к торговцу антиквариатом в «Даниэли», но она не забыла. Около четырех часов дня мистер Гринлиф отправился в гостиницу, чтобы отдохнуть, и, как только он ушел, Мардж напомнила Тому о вечеринке в пять часов.
– Ты правда хочешь пойти? – спросил Том. – Я даже имя хозяина не запомнил.
– Малуф. М-а-л-у-ф, – сказала Мардж. – Я бы пошла. Мы ненадолго.
Деваться было некуда. Больше всего Тому не нравилось то, что они собою представляли, – не один, а два участника дела Гринлифа, точно акробаты в цирке в луче прожектора. Он чувствовал – скорее знал, – что они являли собою лишь пару имен, которые мистер Малуф решил выставить напоказ, что-то вроде почетных гостей. А они взяли и пришли, потому что мистер Малуф наверняка всем сегодня рассказал, что на вечеринке будут Мардж Шервуд и Том Рипли. Том находил это неприличным. А Мардж, значит, ничуть не волнует исчезновение Дикки, раз она с такой легкостью откликается на приглашение. Тому даже казалось, что Мардж поглощала один бокал мартини за другим на дармовщинку, как будто она не могла получить все это в его доме или он не мог угостить ее мартини за обедом с мистером Гринлифом.
Том медленно потягивал свой напиток, устроившись подальше от Мардж, в другом конце комнаты. Когда кто-нибудь начинал разговор с того, что спрашивал, не был ли он приятелем Дикки Гринлифа, он отвечал, что да, а вот Мардж он знает не очень хорошо.
– Мисс Шервуд гостит у меня в доме, – отвечал он с улыбкой, в которой сквозило беспокойство.
– А где же мистер Гринлиф? Как жаль, что вы не взяли его с собой, – заметил мистер Малуф, точно слон, приближаясь к Тому боком и протягивая ему «манхэттен»[95] в бокале для шампанского.
На нем был пестрый клетчатый костюм из английского твида. Такие костюмы, подумал Том, англичане шьют с большой неохотой и разве что для таких американцев, как этот Руди Малуф.
– Мистер Гринлиф отдыхает, – сказал Том. – Мы увидимся с ним позже, за ужином.
– Вот как! – откликнулся мистер Малуф. – Вы читали вечерние газеты? – Этот вопрос он задал вежливо, придав лицу строгое и почтительное выражение.
– Читал, – ответил Том.
Мистер Малуф кивнул, но ничего больше не сказал. О каких малозначительных вещах он собирался рассуждать, подумал Том, если он уже говорил, что не читает газет? В вечерних газетах писали, что в Венецию прибыл мистер Гринлиф и остановился в «Гритти Палас». О том, что в Рим прибыл частный детектив из Америки, не сообщалось, как не сообщалось и о том, что таковой находится в пути, что заставило Тома усомниться в рассказе мистера Гринлифа о частном детективе. Ему казалось, что этот рассказ он слышал от кого-то другого, а может, это был один из его надуманных страхов, которые никогда не имели в основании ни грана достоверности и которых, по прошествии пары недель, он стыдился: как можно было вообще в такое верить? Или, например, в то, что у Мардж с Дикки в Монджибелло была интрижка, что они чуть ли не были любовниками. Или в то, что страх перед разоблачением после подделки подписи в феврале погубит его и, продолжай он играть роль Дикки Гринлифа, все откроется. Страх перед разоблачением прошел. Последний его страх исчез после того, как семь из десяти экспертов в Америке заявили, что не верят в то, что чеки подделаны. Он мог бы подписать еще один перевод из американского банка и продолжать жить в образе Дикки Гринлифа, если бы только не позволил своим надуманным страхам взять над собой верх. Том стиснул зубы. Остатками сознания он продолжал прислушиваться к тому, что говорит мистер Малуф, который, стараясь произвести умное и серьезное впечатление, описывал свою утреннюю поездку на острова Мурано и Бурано. Том еще крепче стиснул зубы. Он слушал, нахмурившись, но сам продолжал размышлять о своей собственной жизни. Может, пока не доказано обратное, ему и стоит поверить в рассказ мистера Гринлифа о приезде частного детектива, но это не должно его волновать и вызывать страх, который он никоим образом не должен обнаруживать.