Алекс решился спросить,
- Кроме опасности от людей, что ещё угрожало «живам»?
Старуха уважительно посмотрела на Александра и ответила, хотя и немного непрямо, но исчерпывающе,
- Моя бабка, та что «жива», очень сильной была. Говорила, что даже потерянную руку или ногу могла отрастить человеку. Мёртвого бы не подняла, а если в человеке хоть искорка теплилась, то могла бы и поднять. Только её на два три случая таких бы хватило. Сгорела бы как свечка. Однажды не выдержит «жива» и поможет так, на всю катушку! А людям то не объяснишь, что тебя надолго не хватит. Им вынь, да положь! Объясни что то, попробуй, матери у которой на руках дитятко её любимое умирает, а она знает, что «жива» может спасти, да не хочет, себя жалеет. Всё, уходи и больше не приходи, не будет уже меня. Помочь мне не сможешь, даже если «живу» другую найдёшь, хотя и нет их больше, я не приму такой помощи, потому что тем той найденной тобою «живе» жизнь самое малое переполовиню. Поздно мне помогать, да и время уже. Сама ведь не чаяла столько прожить. Уходим мы насовсем и окончательно и потому забыли за нас. Оттого во многом и жива до сих пор. Уходи.
Алекс поднялся со стула и всё же рискнул задать ещё один вопрос отвернувшейся к стене старой ведунье,
- Скажите только, как искать и как учить таких, если сами попадутся на пути? И по наследству этот дар передаётся или иначе как?
Старуха вновь обернулась к Алексу, внимательно на него посмотрела, потом сказала,
- Искать не надо, пропадёшь! Тебе сейчас не столько людей, сколько властей надо опасаться. Засветишься перед ними и считай пропал. Никогда власти «видаков» не терпели, а уж нынешние… Но коли жив до сих пор, то знаешь, как этот дар опасен и прятать его как то научился. А искать начнёшь – непременно «засветишься». Если просто наткнёшься, то скорее всего на «нюхача». Их спасать надо, а не учить. Закрываться научить только грамотный другой «нюхач» сможет, а ты сам говоришь, что слабый. «Живы» не попадутся. Чтобы и впрямь не думал, что с древней «Бабой Ягой» тут разговаривал, скажу. Я ведь тоже многое за свою жизнь обдумала и пришла к выводу – генетическая предрасположенность скорее может проявиться в способности прийти к инициации, нежели к типу дара. Раньше было то, что сейчас бы назвали «школой». Особые приёмы воспитания с малолетства давали возможность получить дар тем, у кого была предрасположенность к инициации или пробуждению дара, как говорили в старину. А сам дар зависел от типа «школы». Нет уже этих «школ». Уже мои бабки таких школ не проходили, люди «добрые» и богобоязненные постарались выжечь вместе с «учителями». Однако то, что я с малолетства при них жила, в их делах и заботах, сделало меня «живой». Была у меня подруга, приёмыш, не родня. Вместе выросли при бабках и она тоже «живой» стала. Главное, что у неё тоже оказалась предрасположенность к инициации и вот эта предрасположенность уже могла быть заложенной на генетическом уровне. Не к дару, а к возможности инициации. Не смущает тебя, что я чуть ли ни на языке учёных биологов заговорила? Так я предупреждала, что не совсем замшелая. Подруга, уже будучи «живой» чуть послабее меня, в войну, в сорок втором погибла, когда румыны от Сталинграда отступали через наши места. Голодные были, грабили всех и убивали часто. А ведь она совсем нам не родня была. Вот так! Если чудом на «живу» самородную, так сказать, натолкнёшься, то научи её у других жизнь не брать. Этому молодые сами и без учителей учатся в первую очередь, и только потом уже помалу и отдавать. Не получится остановить и вразумить, то лучше сам убей! Ты сможешь! Людей может погубить стократ от числа тех, кого потом вылечит. Только пустое это всё. Никого ты не встретишь. «Жив» и в старину на всю Россию если десяток за сто лет открывалось, то уже и много считалось. Так мне бабки говорили. И это с их «школами». Не удивлюсь, если я вообще последняя. Всё, иди уже.