Отцовская рана, открывающаяся вновь и вновь, получена им на прошлой войне, и теперь она возвращает его в грязные окопы, чтобы напомнить о пережитых им муках. Так жизнь возвращается на круги своя и превращается в страдание.
Я вижу, как он сжимает потные ладони и в мыслях опять идет в атаку. Но шейные мышцы коченеют, от чего отец вздрагивает, стискивает зубы и судорожно пытается приподняться на кровати. Будто его со всех сторон окружили толстые слои мрака, пронизанные призывами сдаться. Каждое его движение вызывает слезы; мне нечем помочь моему родителю. Он медленно поворачивает голову к фотографиям, висящим на стене, чтобы впитать от них еще немножечко жизни. На одной из них, в окружении детей, с геройски вскинутой рукой, стоит его отец, полный сил и здоровья. Наверное, сейчас эта фотография кажется ему фальшивой. О, как огромна дистанция между тем, что он видит, и тем, что чувствует! Лицо отца покрылось влагой; нет, это не слезы, но пот и судорога минувшего. Как раз теперь он вспоминает что-то из своей молодости. Проклятие, хоть бы на мгновение все это повторилось! На губах его выступает горькая пена. Она тут же засыхает, твердеет. Пена на губах и во рту. Кажется, сейчас она взорвется внутри него и обрызгает здоровую родню. Выступает краснота, похожая на запал гранаты. А как он нас ругал и требовал, чтобы не ковырялись у развалин стен и поваленных заборов, где еще таятся бомбы и другие боеприпасы, оставшиеся после двух войн! Мы смеялись над ним, издевались до тех пор, пока граната не оторвала обе руки Джорджеву сыну. Так он и по сей день ковыляет, размахивая обрубками рук.
«Малый, ты где?» — отец постоянно окликает меня, всматриваясь, насколько я похож на него. Я вижу, как шевелится его язык, как он шепчет что-то. Сквозь окна и двери доносятся обрывки разговоров о том, что его болезнь неизлечима. Но кто решится так вот, сходу поверить в это? Я вглядываюсь в изможденное лицо — щеки горят, но отец ничего не видит, его глаза уже потухли. Из них, как из угольных ям, поднимаются дым и гарь. Они окутывают пространство и делают все вокруг неясным. Наверняка он принимает нас за призраков. А сколько доброты, сколько отваги источал этот человек прежде!
Никто не заглядывает в наш дом, опасаясь подхватить заразу. Все торопятся куда-то, лишь бы подальше отсюда, забираются в горы драть лыко с лещины, чтобы потом замочить его в воде и покрыть им конюшни. Потому как дождь постоянно заливает, все кругом гниет, и картина мира безвозвратно разлагается. Если это продолжится, то скоро настанет конец света, случится новый потоп и новое начало. И стоит только кому-то запричитать, как всех охватывает беспомощность и отчаяние.