Однако в этом случае его может ждать небольшой сюрприз.
На сей раз обнимать меня Лод не стал. Просто взял за руку. Даже не за пальцы – за запястье. Это я уже подметила без обиды, без боли, просто констатируя факт. И отпустил он меня сразу, как мы перенеслись на один из зелёных островков Хьярты. Ночь была тихой, ясной, звёздной; серебристый свет листвы деревьев ньотт бликами мерцал в чёрных водах озера, очерчивал во тьме мраморные развалины столицы дроу, погребённые под плющом.
– Придётся немного подождать, – сказал Лод, прислонившись спиной к белому стволу ближайшего дерева.
– Ага.
Я присела чуть поодаль, прямо на траву: земля оказалась холодной, трава – влажной, но мне было всё равно. Обняв колени руками, зябшими в осенней прохладе, покосилась на колдуна.
Почему ты бездействуешь, Лод?..
Впрочем, неважно. Уже нет.
Тем более что долгого времени на размышления мне не оставили.
Вначале я увидела, как воздух неподалёку треснул. В самом прямом смысле: по хрустальному сумраку пролегли узкие извилистые полосы прозрачного марева, искривляющего пространство – словно по стеклу ударили молотком. Потом расширились, сливаясь в единый неровный овал с человеческий рост, дрожащий сантиметрах в десяти над травой. Лод оказался подле него ещё раньше, чем я вскочила, и под кончиками пальцев колдуна в воздухе засияла бледным сапфиром рунная вязь.
Неуверенно приблизившись, делая шаги в такт неровному ритму колотящегося сердца, я смотрела на зелёные обломки колонн, видневшиеся по ту сторону прорехи. Синие линии рунных цепочек загорались и таяли, впитываясь в воздух, сплетаясь в нечто большее, – и в следующий миг прозрачность прорехи обернулась голубым сиянием. Неярким, но после мягкого полумрака Хьярты всё равно слепившим, заставив ненадолго прикрыть глаза рукой.
Когда я отняла ладонь от лица, то увидела уже совсем другие колонны.
В другом мире тоже была ночь. В этой ночи заснеженный город по ту сторону сиял неоном, от которого я успела отвыкнуть. Невский проспект вдали я узнала сразу – по стеклянному глобусу, венчавшему питерский Дом книги, – и тут же сообразила, что за ребристые серо-бежевые колонны вижу прямо перед собой. Колоннада Казанского собора: похоже, прореха выводила к его парадному северному входу.
Питер. Прекрасно, была там не раз. Проще всё вышло бы лишь с Москвой. И место, и время чрезвычайно удачные, свидетелей моего появления из ниоткуда не будет. Значит, по прибытии бегу на Невский и слёзно умоляю редких прохожих одолжить телефон на один звонок; после того как кто-нибудь из них сдаётся, набираю номер отца; сообщаю ему, что блудная дочь вернулась из небытия; когда он отказывается верить своим ушам, повторяю то же самое, только более убедительно. Затем коротаю несколько часов на вокзале или в ближайшем маке и жду, пока за мной приедут, чтобы с почестями сопроводить домой. Может, даже удастся выпросить у кого-нибудь рублей сто, дабы не голодать до отцовского приезда. Учитывая, как я одета, хотя на улице зима, – версия о побеге от злобного психопата, державшего меня в плену, которая наверняка возникнет у окружающих, будет выглядеть весьма правдоподобно… только вот я, конечно, благополучно «забуду» всё, что происходило со мной после купания в Москве-реке и до моего появления у колонн Казанского. Посттравматический синдром, обычная вещь.