Если Зюссмута еврейская зараза лишь слегка коснулась, то Оскар Шиндлер был охвачен ею с головы до ног. Через Зюссмута он потребовал предоставить в его распоряжение еще тридцать рабочих-металлистов. Не подлежит сомнению, что выпуск продукции его больше не интересовал. Что не мешало ему понимать: если он хочет, чтобы существование его лагеря сохраняло свою ценность в глазах секции, он должен постоянно подчеркивать, что ему нужны квалифицированные кадры. И если оценивать все остальные события этой сумасшедшей зимы, то можно убедиться, что Оскар Шиндлер затребовал еще тридцать рабочих не для того, чтобы ставить их к станкам и верстакам, а просто потому, что появилась такая возможность – вытащить еще тридцать человек. И не будет фантастическим допущением сказать, что им владела та же отчаянная страсть, воплощением которой было пылающее сердце Христа, висевшее на стенке у Эмили.
Но поскольку это повествование старается избегать искушения канонизировать герра директора Шиндлера, оставим в стороне идею о страстях, владевших Оскаром.
То, что он совершил, не нуждается в доказательствах.
Один из этих тридцати металлистов, которого звали Моше Хонигман, оставил письменный отчет об их невероятном спасении.
Вскоре после Рождества десять тысяч заключенных из каменоломен Аушвица III – отсюда же поставлялись рабочие на военные заводы Круппа, на комбинаты по производству искусственного горючего синдиката «ИГ Фарбен», на сборочные авиационные заводы – были построены в колонну, которую погнали в Гросс-Розен. Может быть, организаторы этого марша надеялись, что по прибытии в Нижнюю Силезию заключенных удастся распределить по другим лагерям в данном районе. Они не приняли во внимание безжалостный леденящий холод этой поры года, их не волновал вопрос питания колонны. Тех, кто, еле волоча ноги и задыхаясь от приступов кашля, отставал в начале каждого этапа, просто пристреливали на дороге. Из десяти тысяч, как рассказал Хонигман, осталось в живых не больше тысячи двухсот человек.
Русские дивизии маршала Конева, переправившись через Вислу, вышли к южным окраинам Варшавы и перерезали все дороги, по которым колонна могла бы двигаться на северо-запад. Сильно уменьшившуюся, ее загнали в какой-то эсэсовский лагерь около Ополе. Комендант опросил заключенных и составил список квалифицированных рабочих. Но селекция проходила каждый день, и тех, кто не был способен двигаться, расстреливали. Человек, которого вызывали из строя, никогда не знал, что его ждет – кусок хлеба или пуля в затылок.
Хонигману повезло: его вместе с другими посадили в теплушку и под присмотром эсэсовцев и капо отправили на юг. «Нам даже дали еду в дорогу, – вспоминал Хонигман. – Это было что-то неслыханное».