Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции (Хислоп) - страница 136
Ее пленили мелочи, которые она подметила на этом суденышке. Все они служили практическим целям, ни одна — украшательству или тщеславию. Лодку создали как рабочий инструмент, нечто полезное, в противоположность ее праздному, пустому дому.
Неожиданно она услышала кашель.
Он раздавался из каюты. Открылась дверь, оттуда вышел человек, в проеме Антигона увидела узкую койку с серым шерстяным одеялом, кое-как наброшенным сверху. Она всегда подмечала детали и сразу увидела прореху в одеяле.
— Вы кого-то ищете?
Тон его голоса не был похож на то, что она привыкла слышать. Грубый, без малейшей почтительности.
— Я рисовала вашу лодку, — смущенно ответила она.
Рыбак прошел по палубе и принялся методически нарезать рыбу на кусочки и насаживать их на крючки. Он делал это, ни на миг не отрывая взгляда от своего занятия. Нож, крючок, нож, крючок. Как он умудрялся не поранить себе пальцы — уму непостижимо. Антигона смотрела как зачарованная.
© Ivan Smuk/Shutterstock (рамка)
— Я денег с вас за это не возьму, — улыбнулся он.
Лицо у него было грубое, морщинистое. Постоянное пребывание на солнце и на ветру придали коже цвет зрелого каштана. Она не могла сказать, сколько рыбаку лет — сорок или семьдесят, но в любом случае он был красив.
— Значит, любите рисовать? — спросил он, и его глаза сверкнули.
— Да, — ответила она и повернула к нему альбом, показывая акварель. — Можете взять, если хотите.
Рыбак рассмеялся.
— А где я повешу ваш рисунок? — спросил он, посмотрев на нее. — У меня на стенах нет места для искусства.
Только теперь она поняла, что лодка служит ему домом, и смутилась:
— Да, пожалуй. — Однако его дружеский тон придал ей смелости. — А вас можно нарисовать? Может быть, если я сделаю небольшой портрет, вы найдете для него место?
— Почему нет? Рисуйте, если это не мешает моей работе. На рассвете мне выходить в море, а прежде нужно закончить насадку наживки.
— Ну, до того времени я успею, — быстро проговорила Антигона.
Они час или около того молча занимались каждый своим делом. Антигона за это время сделала пять рисунков, один из них она отдала рыбаку.
В июне потеплело, и становилось все жарче, поэтому она с удовольствием работала в прохладе столовой (которую превратила в свою мастерскую). Высокие потолки радовали ее, как и деревянные ставни, не пропускавшие яркое солнце, и выложенный плиткой пол, охлаждавший ступни. Время от времени одна из горничных приносила ей свежий лимонад. Горничные были молчаливы и никогда ничего не говорили о ее полотнах.
Антигона долгие часы посвящала окончательной отделке картин. Она стала одержима своими творениями и на каждом портрете пыталась передать самую суть характера героя. У стены стояли четыре холста, написанные маслом, каждый шириной в метр (тот, на котором она изобразила Теодороса и Эйрини, был еще бо́льших размеров). Они казались ей незавершенными. Она пригласила местного плотника, и он с удовольствием сделал для нее несколько тяжелых массивных рам из темного дерева. Изображения предков в одеревенелых позах она заменила собственными работами, и теперь со стен на нее смотрели лица тех, кто скрашивал ее одиночество в последние месяцы.