Путешествие за счастьем. Почтовые открытки из Греции (Хислоп) - страница 143

На берегу мы ничего не слышим, но парни потом рассказывают мне, что этот старый человек бесконечно повторял: «Там мой сын. Помогите мне его найти. Пожалуйста, помогите его найти».


© ZoneFatal/Shutterstock (перья)


Люди делают все, что в их силах. Ныряют по очереди. Выскакивают на поверхность глотнуть воздуха и снова исчезают в волнах. Проходит час, но поиски ничего не дают. Старик признает, что сам он и его сын — пловцы никудышные.

Усилия ныряльщиков пропадают понапрасну, поскольку перья и обломки дерева мешают солнечным лучам проникнуть на дно моря. Спасатели с помощью весел пытаются разогнать мусор, наконец двое из них ныряют так глубоко, как только позволяют легкие.

«Он… там…» — с трудом произносит один из них, появляясь на поверхности и глотая воздух.

Трое прыгают в указанное место.

Дерево, которое применялось в конструкции, легкое, когда сухое, но, пропитанное морской водой, оно тяжелеет и припечатывает тело к морскому дну.

Совместными усилиями троим ныряльщикам с неимоверным трудом удается поднять утонувшего на поверхность моря и затащить в лодку. Отец уже сидит там. Его рыдания разносятся над морским простором и достигают скал, на которых ждем мы.

Парни медленно гребут назад. Торопиться некуда. Это похоронный кортеж.

Тело относят в мой дом, и мы кладем его на кухонный стол. Это прекрасный молодой человек, и я с любовью обмываю его, как если бы он был моим сыном. Надеваю венок ему на голову, рассыпаю по телу цветы, на губы кладу монетку[64]. Отец его тем временем сидит в углу комнаты, сотрясаясь от рыданий. Я думаю, ничто не может его утешить.

Потом я зову молодых парней, чтобы унесли тело на холм.

Мы совмещаем икарийский обряд с минойским и хороним юношу вместе с сосудами, в которых еда и питье, и маленькой лодочкой — его отец сегодня утром вырезал ее из куска дерева. Он громко оплакивает сына. Падает на могилу и воет от горя. Проходят не минуты — часы. Другие участники похорон вскоре уходят прочь от могилы, но я сижу в тени дерева. Я думаю, скорбящего не следует оставлять совсем одного.

Наконец рыдания стихают, и я веду его в мой каменный дом. Старик может оставаться там сколько душа пожелает. В доме, кроме меня, никто не живет.

Каждый день — я даже не знаю, как долго все это длится, — старик ходит на могилу сына и часами сидит там до самого заката солнца. Тогда он возвращается. Первые несколько дней он ничего не ест, хотя я и ставлю еду для него на стол. Потом безутешный отец ложится и устремляет взгляд в потолок. Может быть, он спит, не знаю, но раз или два его крики пробуждают меня. Я думаю, его мучают кошмары. Несколько дней спустя волны выносят обломки крыльев на берег.