— Позвольте спросить, кто она была… то есть… кто она?
— Если вы прочли мой дневник, то самое главное вы уже знаете, — вздохнул Энтони. — Я думал, Сара — любовь моей жизни.
Элли кивнула.
— Я встретил ее в баре на Керзон-стрит в Мейфэре, — начал Энтони. — Человек, которого она ждала, так и не пришел, а я сидел в одиночестве, выпивал. Убивал время, перед тем как пойти на просмотр фильма одного греческого режиссера — Лантимоса[65].
Элли сделала вид, что ей знакома эта фамилия. Энтони продолжил:
— Я обычно не заговариваю с незнакомыми людьми. И знаете, когда я вспоминаю тот день, мне кажется, что она первая обратилась ко мне. Разговор зашел о Греции. Сара в детстве плавала на яхте, принадлежавшей ее родителям или друзьям семьи, и побывала на нескольких греческих островах.
— Судя по тому, что вы говорите, она вовсе не похожа на человека, который живет в том районе, где живу я, — вставила Элли.
— Почему?
— Кажется, она из богатой семьи. А в моем районе грязновато.
Энтони улыбнулся:
— Как бы то ни было, она принадлежит к тем людям, которые владеют искусством беседы и всегда находят нужные слова. Сара из тех, кто не может пробыть в одиночестве дольше двух минут: ей непременно нужно завязать разговор. Она быстро выведала о том, что я интересуюсь Грецией. Поскольку Сара проходила историю искусства в университете, разговор тек естественно, и ее интерес к моей книге о кикладской скульптуре казался искренним. Она вспомнила, что в детстве посетила один из Кикладских островов. Ввела она меня в заблуждение или нет, но я влюбился в нее.
Элли время от времени кивала. Она знала девушек вроде Сары, но никогда с ними не дружила.
— Я ошибся, приняв искорку в ее глазах за влечение ко мне, а теперь думаю, что этот блеск был рожден как воодушевлением, вызванным нашим знакомством, так и слезоточивостью, которой страдают те, кто носит контактные линзы. Вероятно, других причин не было.
Порой его голос звучал надтреснуто. Но Элли не могла понять — от грусти или от злости.
— Так она работала? — спросила Элли, раздираемая любопытством.
— Она была занята неполный день в галерее своего друга в Ноттинг-Хилле, но ничто не мешало ей посреди дня посещать всякие выставки. Иногда она ходила со мной в Британский музей, где я бывал по работе. Когда мы стояли перед мраморами Элгина[66], Сара сказала, что хотела бы увидеть другие античные сокровища и то место, откуда их вывезли. Момент был самый подходящий. Предложение поступило от нее. «Так давай посмотрим», — сказал я. Новый музей Акрополя стал бы завершающим аккордом, апофеозом. Следующие шесть месяцев мы планировали путешествие. На уик-энд она всегда приезжала ко мне. За те восемнадцать месяцев, что мы провели вместе, она ни разу не пригласила меня к себе — говорила, что живет с сестрой и мы там не будем одни.