— Но никто здесь не желает лорду Байрону зла, — возразил один из иностранных врачей, отчаянно пытавшийся спасти угасающего поэта. — Зла ему могли пожелать только турки!
Служанка прикусила язык. Впрочем, английский доктор не собирался слушать неграмотную гречанку. По его мнению, сглаз всегда был следствием ревности или злого умысла. Простое проклятие, понятное. Он знал, что Байрон даже писал об этом в своих стихах («Узнал я взгляд, / Лелеющий измены яд»[28]). Не знал доктор одного: глаз — мати — не всегда бывает завистливым или зловредным.
— Это все низкая лесть, дурак ты, — пробормотала служанка себе под нос.
Ни доктора, ни большинство из свиты Байрона не понимали, что двери злу может открыть и восхищение. Когда врачи вышли, гречанка взяла маленький стакан воды, стоявший на прикроватном столике, и капнула в него чуточку масла — капелька тут же пошла на дно, подтверждая то, что служанка уже и так знала: это сглаз.
В течение марта Байрона мучили боли, сопровождавшиеся приступами сильной мигрени. Больной истекал по́том. Лечившие его доктора впали в отчаяние, они не знали другого способа лечения, кроме частого кровопускания. Это еще больше ослабляло его организм, состояние поэта ухудшалось, а паника, споры и бездарность врачей только усугубляли ситуацию.
Каждый день в течение этих жутких недель Деспина сидела у окна, надеялась и ждала. Один раз девушка издалека увидела лорда Байрона в седле и томилась страстным желанием новой встречи. Слухи о том, что жар приковал его к кровати, встревожили ее настолько, что она не спала ночами.
Как-то днем в апреле, когда небеса и море слились в серую пелену, а дождь неистово колотил в стекла, Деспина заметалась в безумном возбуждении. За окном завывал и бушевал ветер, проникая, казалось, через стены. Она принялась ходить по комнате, не в силах заставить себя сесть за вышивку или чтение. Месяц назад случилось землетрясение, а теперь такая непогода! Все это нагнетало предчувствия апокалипсиса. Неожиданно в небе сверкнула молния и ударила в море.
Назавтра известие о смерти Байрона потрясло весь город. Больше всех страдала Деспина. Она никогда не испытывала такого чувства утраты, такой пустоты.
В третий раз в жизни видела она своего идола. Он лежал в гробу в церкви Святого Николая. И опять его окружала толпа, но теперь люди не радовались прибытию Байрона, а оплакивали его уход. Закрытые глаза великого поэта лишились чарующей силы.
Горе снизошло на Месолонгион. Со стен крепости стреляли пушки; празднования, приуроченные к Пасхальной неделе, отменили; городские учреждения закрылись; был объявлен трехнедельный траур. В назначенный день похорон небеса словно разрыдались. На землю обрушился такой ливень, что похороны пришлось перенести на следующий день, и тогда тысячи людей вышли на улицы, чтобы проститься с Байроном.