Моя жизнь похожа на фильм про участников Сопротивления. Я мог бы найти убежище у двух или трех оставшихся у меня друзей, но уверен, что и там все разговоры будут об этом. Только об этом и ни о чем другом. Как только я заговариваю о 80-й серии, – а это сильней меня, – то еле сдерживаю слезы. Еще немного, и я буду хныкать как ребенок, сам не зная почему. Я не чувствую ни малейшей капли вины, ни на секунду не пожалел о том, что мы сделали, и не собираюсь ни у кого просить прощение. Мне только хочется крикнуть, что эта серия не плевок в лицо девятнадцати миллионам поклонников «Саги». Мы не собирались убивать невиновных и заставлять расплачиваться тех, кто дал нам возможность жить и работать. Мне предложили сказать что-нибудь в свою защиту в популярном ток-шоу, но я отказался. Это должно было походить на судебный процесс, где приговор известен заранее: забрасывать негодяя камнями, пока не наступит смерть. «Стреляйте в сценариста!» призывал один тележурнал на прошлой неделе. Я, конечно же, струсил, но в любом случае участие в этом шоу мне бы не помогло. Не знаю, возвращусь ли в будущем к этой профессии. Продюсеры фильма, сценарий которого я должен был писать летом, дали мне понять, что они не настолько чокнутые, чтобы нанять на работу типа, способного воткнуть нож в спину своим хозяевам. Моя жизнь сценариста продлилась всего один сезон. «Сага» дала мне все и все отобрала. Она даже вырвала то, что потерять было просто невозможно. Вещи, на которые имеет право каждый. Час передышки, ласковое слово. Возможность поговорить. Без обвинений, без презрения.
Солнце уже высоко. Жизнь начинается снова, но без меня. Мне нужна Шарлотта. Возможность поговорить. Без обвинений, без презрения…
Но, в конце концов, есть же для этого и другие люди.
Мария звонила им, когда хотела сказать то, в чем не могла признаться близким.
– Служба психологической помощи слушает.
– Добрый день.
– Добрый день.
– Я обращаюсь к вам потому, что не знаю, с кем поговорить. Быть одиноким – ужасно, но понимать это – еще страшнее.
– А ваши близкие? У вас нет семьи? Никого, кому можно довериться?
– В данный момент я не знаю никого, кто хотел бы считать себя моим другом.
– Что вы имеете в виду?
– Вы хотели бы дружить с главным врагом общества?
– Проблемы с полицией?
– И да, и нет.
– Вы не могли бы уточнить?
– Меня никто не ищет. По крайней мере, официально. Я просто считаюсь виновным в идеологическом терроризме, в художественной манипуляции сознанием и посягательстве на безопасность государства.
– И уже проиграл великое сражение: вся Нация против Меня.