Мария (в ужасе ). Не-е-е-ет!
Слышен грохот. Ослепленные чудовищной вспышкой, Мария и Вальтер отшатываются, прикрывая руками глаза. Потом снова смотрят в окно.
Вальтер . Огненный шар еще летает над Манхэттеном.
Мария . Уолл-стрит в огне и крови…
Вальтер . Смотрите! Метеорит изменил траекторию «Боинга», и тот пикирует прямо на статую Свободы!
Мария . О-о-о! Он снес с нее голову! Какой кошмар!
Вальтер . Самолет рухнул на город и, падая, сровнял с землей несколько небоскребов. Ужас!
Мария . А вдали все еще видны огни великолепного фейерверка над Кони Айлендом!
Вальтер . Добро пожаловать в Нью-Йорк, Мария! (Целует ее.)
Сегюре разрешил нам менять декорации, даже если «декорации» слишком громко сказано. Теперь мы имеем право на дополнительную комнату, которую можем обставлять по собственному желанию. Иногда это холл отеля (довольно жалкий), иногда кабинет психиатра, школьный класс, окошко в банке, зал ожидания на вокзале, туалет в кинотеатре, задняя комната кафе и так далее. Сегюре заявил, что это «окно в мир» увеличит возможности нашей «художественной виртуальности». Спасибо, патрон. Но пока нам по-прежнему запрещены любые натурные съемки.
Несмотря на заметный прогресс нашей «художественной виртуальности», первые две недели декабря выдались очень сложными. За короткий срок наш энтузиазм несколько поиссяк, и мы перестали заботиться о качестве. Похоже, что при пробуждении мы теряем чувство юмора, а на его возвращение нам требуется несколько часов. Что может быть хуже этого? Матильда объясняет наше состояние общей усталостью, неизбежной при том режиме работы, которого мы придерживаемся вот уже два месяца. Последние дни Жером работает в замедленном темпе и острит все реже. Его брат сохраняет обычную невозмутимость, но в отличие от нас, он не испытывает таких нагрузок. Я не перестаю ворчать на наступившую зиму, которая каждый год вызывает у меня желание застрелиться. Старик пытается обрести «второе дыхание марафонца». Он достаточно снисходительно относится к нашим слабостям и служит единственным связующим звеном между нами и Сегюре. Мы стараемся сдерживать проявления плохого настроения, последствия которого могут оказаться для нас губительными. Чтобы не драматизировать ситуацию и продержаться, пока не закончится временный кризис, мы не упускаем ни одной возможности подшутить друг над другом, используя последние запасы юмора. Впрочем, все знают, в чем кроется истинная причина: нетрудно представить себе отчаяние булочника, который каждое утро печет хлеб, который никто не покупает. Эта чертова «Сага» не заслуживает того, чтобы ради нее надрываться как каторжным.