Весна (Верга) - страница 3

Наступил октябрь. Печальная осень наводила тоску; Паоло предложил съездить в деревню, на озеро. Воспользовавшись днем, когда уезжал куда-то её папаша, рискнули на огромную глупость – пятьдесят лир она стоила! – и отправились в Комо на целый день. В гостинице хозяин спросил, уедут-ли они с вечерним поездом… Дорогой, Паоло ужь спрашивал Принцессу, как им быть, если придется ночевать не дома. Она смеялась.

– Ну, скажу, что ночевала в магазине, что была спешная работа.

Теперь, молодой человек, затрудняясь, посмотрел на хозяина, на нее, и не знал что сказать. Она наклоняла голову, отвечала; – «Уедем завтра!» – хозяин вышел, они обнялись – и тем кончилось.

О, славные прежде бывали дни, когда они рука в руку, гуляли под цветущими каштанами, и ни от кого не прятались, и сами не смотрели кругом, не видали дам в шелковых платьях, карет четверней, новеньких шляп молодых господ, которые скакали с сигарами в зубах! О, славные воскресные дни, когда бывало, кутили на пять лир! О, славные вечера, когда, бывало, целый час простаивали у ворот и все не могли расстаться, не говоря и десятка слов, не расхватывая рук, не замечая торопливых прохожих!.. Когда это началось, они и не думали, что полюбят в самом деле… Вот, полюбили, и доказали – и начались другие тревоги.

Паоло никогда не говорил ей о том, другом. Он угадал его существование с первого дня, с того раза как Принцесса стала под зонтик; угадал – по сотне пустяков, незначительных признаков движений, по звуку голоса на некоторых словах. Теперь, вдруг поднялось какое-то болезненное любопытство. Она была сердечно правдива и призналась во всем. Паоло не сказал ни слова. Он смотрел на занавески огромной трактирной постели, захватанные неизвестными руками…

Они знали, что этот праздник не сегодня – завтра кончится; знали оба и не заботились; может быть, потому, что перед ними еще был великий праздник юности. Он почувствовал как будто облегчение от признания девушки, как будто оно разом избавляло от всякого колебания и совестливости, как будто свободнее виделась впереди минута прощания… Об этой минуте часто думали оба, – спокойно, как о неизбежном, с покорностью – преждевременной и не предвещавшей добра. Покуда они друг друга еще любили и обнимались!.. Когда минута настала, вышло совсем другое.

Бедному малому были очень нужны сапоги и деньги. Его сапоги истрепались, бегая на грезами артистических снов и юношеского честолюбия, за этими гибельными грезами, которые толпами слетаются со всех концов Италии и гаснут у зеркальных окоп Галлереи в холодные зимние ночи, в печальные голодные дни. Дорого стоили Паоло бедные глупости его любви! В двадцать-пять лет, когда все богатство – голова да сердце, люди не имеют права любить, даже какую-нибудь Принцессу; ни на миг, под страхом свалиться в пропасть, не имеют права отвести глаз от роскошной, обольстившей иллюзии: она, может быть, звезда будущего! Вперед, все вперед, приковав взор к этому маяку, пристально, жадно, – идти, запереть сердце, не слушать, не уставать, – идти неумолимо, хотя-бы пришлось растоптать сердце… Паоло занемог и никто этого не знал; даже целые три дня не знала и Принцесса. Настали тяжкие, черные дни, когда люди уходят бродить по пыльным дорогам за заставу, глазеют в окна золотых дел мастеров, читают объявления вывешенные в полиции; дни, когда в голове мутит, глядя на реку под мостом, – а поднять голову – вечно в глазах эти иголки Собора!.. По вечерам, дожидаясь на улице Сильвио-Пеллико, вечером казался Паоло холоднее, часы длиннее прежних, походка Принцессы не так легка и привлекательна.