– Вот не понять мне таких речей. Что начинает? – Марница ловко подсела еще ближе и щекой прижалась к плечу Кима, прикрыла глаза.
– Мир в здоровый его вид приводить, – улыбнулся Ким. – Канву рассматривать, да шить по ней, меняя то, что в душу болью легло и просит изменения. Ну, да ладно, каждому своя работа, своя забота… Жила была девочка Маря, жила она в деревушке малой, прильнувшей плетнями к краю леса старого, обомшелого. И вот однажды…
Марница сидела с прикрытыми глазами. Слова скользили в сознание легкие, как туман. Не находили помех. Ни усмешки сухой – «глупости», ни колючего прищура – «вот еще, сказочка», ни иных отрицаний. Сказка плыла, в тумане рисовались и шея страфа, и замшелый старый лес, и сама она – девочка Мая, неслушница, из дома против маминого слова собравшаяся… Ким говорил неторопливо, бережно подбирал слова, которые тоже – нити. Много чего можно выплести из них, а тем плетением или сломать человека, или выправить… Сам он смотрел в туман. Улыбался страфу, то дело возникающему поодаль и снова пропадающему в ночи. И поглядывал на золотую прожилку света меж створками ставен.
В хозяйском доме не спали. Значит, шитье пошло ладно да правильно… Первое шитье в настоящем мире, где и канва – сама жизнь, и нитки не заемные.
– Папа тебе куклу сделал? – уточнила Тинка.
– Он всяких делает, много, – гордо отозвалась девочка. – И страфа мне сделает. А я тоже расстараюсь. Пояс ему сошью, чтоб спинка не болела.
– И скоро сошьешь?
– Да уже почитай готов, – серьезно сообщила малявка. – Только не украшен. Знаешь, сколь торговцы за цветные нитки требуют? Ну, настоящие, какие не тускнеют… Я к красным на ярмарке так приглядывалась… А только их морским чем-то красят, на ту краску у выра надо договор покупать. За золото…
– Есть у меня нитки. Не много, но есть. Оставить не оставлю, а сама уж с украшением помогу. Красными одними нам никак не обойтись, но мы уж расстараемся.
– Ты так хорошо это сказала, Тингали…
Я кивнула. Может, и впрямь неплохо? Красные нити – они радость, солнышку родня и души рассвет. Красными больного не поднять, но зато они от уныния крепко помогают, особенно в осень, когда серость на мир ползёт, власть в нем хочет захватить. Я погладила канву. Она и такая бывает: самая обыкновенная, из грубого серого полотна. Добротного, в основе шерсть да пух, свито крепко, и души в работу без счёта вложено: для батюшки малявка старалась. Потому и канва ровна, и тепла в ней много. А мне без тепла никак, нельзя ведь через силу мир менять и людей, если они не ждут изменения, отторгают его.