– Уж не обижу, – староста почти расстроился от напоминания. – Как-то и говорить неловко, всё помню, всё улажу сейчас же. Может, ещё заночуете у нас, брэми? Не теперь, так на обратной дороге.
Марница задумчиво пожала плечами. Обратно! Она не знает даже прямого пути. Хотя всё равно приятно оставлять за спиной гостеприимное селение, зовущее в гости не только ради выгоды. Клык очередной раз дернул горлом – напомнил: имеется и выгода в приглашении. Но настроение не испортилось.
В путь собирали всем миром, весело и как-то, правда – от души. Сапоги выделили самые лучшие, рубах надарили аж пять, Ким сиял и благодарил. Люди несли пироги, булочки, тонкие копченые колбаски, коими славится этот край, сухофрукты. Клык тяжело дышал, часто уходил к бадейке – попить, и смотрел на гостинцы неодобрительно. Не сомневался: везти – ему… К полудню суета сборов утихла, и путники двинулись в сторону тракта. Их долго сопровождала малышня, а окончательно отстала лишь на краю леса, напоследок огласив опушку криками.
Развилок лег под ноги и вызвал заминку. Марница уверенно шагнула по большой дороге – на Устру. Но Тингали не двинулась следом. Виновато вздохнула.
– Маря, а можно нам туда? Уж так тропа испорчена, глянуть мне интересно. И боязно: она в натяг, того и гляди, лопнет. Беда может случиться.
Марница покосилась на тяжело шагающего страфа-крысоеда, невыгодного гостя любого трактира. Посмотрела на Кима, любующегося мелким кудрявым подлеском и мягкой травой неторной тропы. Громко вздохнула – и не возразила. Нашла для себя удобный довод: по дороге к Устре немало застав, да и разбойнички, по слухам, лютуют. Наконец, там имеется питомник, не вороных разводят, куда им… Но Клыка как разок увидели, ум потеряли. Весной приезжал смотритель, в ноги кланялся, звал гостить и денег сулил: прямо мечтал от Клыка получить несколько выводков. А ну как узнают безупречного страфа? Тогда запросто слух до Горнивы докатится. Ноги куда охотнее двинулись на нехожую тропу.
Хотра не самый добрый из городов побережья. Там рабский торг, порт грязен, а местный шаар рьян в соблюдении законов. Рядом граница земель ар-Бахта, имеются выры-стражи, как без них? Сидят по трактирам, напиваются белой тагги до непотребства, потом требуют запрещённой законом кланда черной – а после гуляют так, что каменные стены не всякую гулянку выдюживают… Зато вороных страфов в стойлах немало, да и слухов от гостей города намывается полная мера.
– А ведь было однажды то, что ты теперь сказала, – вдруг припомнила Марница. – Тропа лопнула, так? Близ Устры случилось. Бухта у них великолепная, равных ей нет. То есть, прежде не было. Девять лучей-причалов, которые выры гордо именовали усами города. Город-то назвали Устра, словно в укор столице кландовой, Усени… Причалы там были ровнехонькие, как по нитке. И при каждом сразу глубина, и скалы береговые высоки, всякий ветер отбивают, волну гасят… Гасили. Лет двадцать назад лопнула эта красота. Это я сейчас думаю: лопнула. Порт закрыли, всех, кто в нем некстати оказался и лишнее видел, подсадили на тант. Шаара, даже его, не пощадили. Читали на площадях повсеместно указ. Мол, порт разрушен страшным штормом. Устре надо помогать всем миром, а галеры пока что примут Синга да Хотра, на то всем капитанам договоры выправили, дав право входа и стоянки.