– Сестру, значит, не встречала, – вздохнул гость. – Ну, да ладно, всё одно, найду. Ты вот сядь поудобнее, тепло тебе надобно. Я пока дров принесу, грибов наберу да еще всякого, что под руку прыгнет… если прыгнет.
Он встал и пошел себе прочь, и тень веток накрыла его, потянулась, обняла. Марница истошно вскрикнула, испугавшись внезапно рухнувшего на неё одиночества ночи.
– Что ещё? – вынырнул из тени улыбчивый гость. – Прежде большого страха не убоялась, а теперь от малого стоном стонешь. Ох, странная ты… Что не так?
– Не уходи!
– А то что? – карие глаза блеснули лукавством.
– А то плакать стану, – выпалила Марница, шалея от выбора довода, который вчера нипочем бы ей и в голову не явился. Кому страшны её слезы? – Не уходи. Холодно, лес мокрый, выродер этот… да и звери тут, вроде, водятся.
– Звери? – возмутился гость, глядя на мясо над огнем. – Вы всяких вывести готовы, дай вам волю… то есть нам. Страшно – плачь, вот что я скажу. Вся на слезы не изойдешь, вернусь я скоренько. Не могу я дикое мясо есть. Не могу, я его зверем помню, и сказкой тоже, вот так-то…
Он повторно нырнул в тень и растворился, сгинул. Ни звука – ни движения в траве. Марница потерла гудящую голову. Встряхнулась. Зевнула мучительно глубоко и длинно, выгоняя остатки страха. Огляделась, подобрала поближе сумки. Свою, грубо вывернутую на траву, требующую осмотра и повторной упаковки. И следом чужую. Хмыкнула заинтересованно: богатство… Сорок кархонов ей причиталось за таннскую соль, вот они, в мешочке. Почти полторы сотни оставил посредник, отняв свою долю. После пересчета ясно: тридцать монет ему ушло. А еще есть тощий кошель наемника, в нем трется горсть серебра. Живи в свое удовольствие и не тужи, Монька – неисполненный заказ…
– Везёт же некоторым, – завистливо вздохнула Марница, выбрасывая сумку выродера за кусты и перекладывая в свою полезные вещи и деньги. – У них братья вон какие. Ищут по лесу, переживают. Ночей не спят. Ха! Мой тоже не спит. А чего ему спать, коли я жива? Он теперь похудеет в неполный месяц, весь на страх изойдёт. Вдруг да батюшка узнает, кто под батюшку копает… Тьфу, повелась с этим, сама уже петь начинаю. Эй, пастух! Ты где?
Ветерок качнулся, вроде бы погладил по голове и затих, запутался в кронах темного ночного леса. Стало чуть спокойнее. Марница нашарила дрова, заготовленные с вечера не ею и не для такого мирного сидения у огня. Выбрала самые сухие, бережно уложила на угли в стороне от готового, истекающего жиром мяса. Пристроила горкой рядом мокрые – на просушку. Поползала по поляне, ругаясь сквозь зубы. Нашла свой нож, выброшенный вместе с ножнами. Обрадовалась, привесила на пояс и вернулась к огню. Поддела мясо, жадно впилась зубами, шипя, обжигаясь и облизываясь. Когда вернулся безымянный гость, она уже доела второй кусок.