– Орехов вот нашел, – безмятежно улыбнулся чудак. – Хочешь? И грибов тоже. Незнакомые, но я с ними потолковал, неядовитые они. Есть можно, ежели не портить грибницу, само собой.
– Я сыта. Мясо тебе оставила, хоть ты и твердил, что не станешь, – зевнула Марница. – Страфа не видел, пастух?
– Он такой проказник, – огорчился парень. – Кругом гоняет нашего злодея. Дальним кругом, раз за разом. Я уж и так ему, и сяк: негоже, заканчивай ты с этим… Неслух. Однако ж обещал одуматься и делом заняться. Сестру мою поискать. Ох, ты ж, ну вот… – Парень вскочил и тревожно глянул в ночь. – Всё, наигрался… эй, неслух! Хоть клюв как следует почисть, не пугай хозяйку-то, она и без того натерпелась.
– Так его, – зло прищурилась Марна. – Макушка – самая мишень для страфов. Пробивают до…
– А ну, ляг, – строго велел гость. – Вот ещё, на ночь такое думать! Запрещаю. Глаза закрой, не подглядывай. Тепло?
– Тепло. Ха, ну и чудной ты! Как хоть звать?
– Чудной, это верно. Не знаю имени. Прежде Кимкой звался, – задумался гость. – Так он в небыли был, а я в были есть… Ким, наверное. Даже наверняка. У тебя тоже имя хорошее, марник – цветок красивый, хоть и капризный малость. К солнцу тянется, листья пушит, вроде – заполнить мир хочет. А только всё он врёт, не надобно ему такого. Просто внимания ждёт. Похвали, поговори с ним, тепла дай – он и расцветёт. Ты не подглядываешь?
– Нет.
– Нехорошо обманывать. Ну да ладно. Ты накройся вот так, я буду тебе сказку сказывать. Интересно мне, могу я тут сказки выплетать? Не пробовал. Тебе про чудов или про лес?
– Всё сразу и погуще, – предложила сонная нахалка, враз ощутив себя маленькой и даже, сказать неловко, милой.
– Эк ты хватила! Все и сразу… очень даже по-человечьи, пожалуй. Ну и пусть. Давным давно, когда лес не копил обид и мир еще не поменялся, жил да был Кимка, из чудов он происходил, какие в тенях прячутся от детей. Жил – не тужил, лесом заправлял. Зайцев строем водил, шубы им шил да снег взбивал, чтоб наста не было. А потом наста и вовсе не стало… и снега не стало… Мир весь покосился, надорвалось его полотно. Люди умирали, и чуды, и выры… И некому стало канву держать. Совсем некому, только мы и остались… да ещё те, кто на нас ниток не пожалел, душу вложил и себя отразил в нас. Может, потому и нашелся для меня ход в большой мир… Негоже это: из чужой души нитки драть да жить припеваючи. Вот я и не смог. Привык, что время на месте не стоит, как сестрой обзавелся. И стала она мне дороже леса. Нельзя, чтоб её обижали тут. Нельзя не помогать, люди чудов выплетают, а чуды наполняют людям душу. Нам надобно вместе быть.