– Нет в его лесу времени, – вздохнула Тингали. – Кимочка в мир медленно вплетается, нехотя. И как мы, никогда он не вплетется, пожалуй. В нем свободы больше, он вроде как… над канвой парит. Потому что душа у него без черноты. Совсем добрая и летучая. Ты не жадничай, не тяни его к себе. Не будет по-простому. Он из леса вышел вовсе не для шуток. Меня беречь – полдела. Он вышел с надеждой сказку новую выстроить. Мир оживить. В Кимкиной душе много цвета да радости.
Тингали смолкла, и теперь сидела тихо, прижавшись к плечу Марницы и слушая ночь. Ветерок гулял по кронам, дышал на тропку туманом, осаживая крошечные капли слабой росы. Ветки скрипели, жаловались на погоду и возраст, кряхтели. Вдалеке пролетела птица. Кто-то юркий прошуршал по траве. Не было лишь ожидаемых с опаской звуков: погони, звона железа, людских криков, топота и клекота страфов.
Хотя – один шагает по тропе. Важный, гордый – породистый. Чернью лап с ночью сливается.
– Клык! – тихо позвала Марница.
Страф сыто зашипел в ответ, упал рядом с хозяйкой, складывая голенастые мощные ноги. Нахохлился, сунул голову под крыло.
– С охоты, – догадалась Марница. Вздрогнула. – Где наш Ким? Эй, Клык!
Вороной нехотя выпрямил шею, пощелкал клювом и снова вознамерился задремать.
– Не переживает, – с надеждой предположила Тингали. – Кимочка отправил его к нам. Охранять.
– Значит, ждем.
Марница сердито обшарила седло, сняла плащ, упакованный в валик за ним, укуталась сама и укутала Тингали. Ждать стало не спокойнее – но теплее.
– Лесом от плаща пахнет, – тихо сообщила Марница, зарывшись носом в ворот. – Ким вообще пахнет лесом. Так приятно и странно. Ты замечала?
– Земляникой, – улыбнулась в темноте Тингали. – Вот здесь, на вороте. Точно: земляникой.
– А когда набегаюсь и вспотею, уже не земляникой, – шепнул в самое ухо знакомый голос. – Ох, и лентяйки вы! Где мой ужин? Где мой завтрак? Где полог и трава снопом, где лапник?
– Кимочка!
В два голоса – и одно слово… Ким рассмеялся, сел рядом и гордо показал полную миску каши. Нашел в сумках ложки и стал кормить своих непутевых попутчиц, заодно рассказывая, как переполошился трактир, когда сверток влетел в оконце. Сразу три страфа с седоками погнались за вороным, а основная засада так запуталась в кустарнике, что в нем и осталась – воевать с ветками. А Клык всех оставил мгновенно позади и сгинул в ночи – порода, не зря на него выродер смотрел с вожделением… Когда шум поутих, Ким вернулся к трактиру, наблюдал осмотр свертка.
– Гнилой у вас край, – грустно закончил рассказ Ким. – Видел я посредника, Маря. Ты сиди и дыши, не падай уж и не охай. Твой управляющий и есть настоящий посредник. Пергаменты он рассматривал. Сказал: почерк твой. И подвеску опознал, и волосы. Он за тобой приставлен был приглядывать. Как ты в свое время – за другим… В лесу был его помощник, мелкая сошка.