Белла была исключительно строга к своему пребыванию на сцене и в дальнейшем, отвечая на вопросы, связанные с этим ее поэтическим периодом, говорила сдержанно и в высшей мере объективно, подчеркивая, что это было требование времени. И в конце непременно добавляла:
– В то время, когда мы находились в Москве на сцене, Иосиф Бродский был в архангельской ссылке. Об этом следует помнить всегда.
Белла очень нежно относилась к своим друзьям-поэтам, тревожилась за них. В стихотворении “Мои товарищи” она говорит об этой тревоге:
…Когда моих товарищей корят,
я понимаю слов закономерность,
но нежности моей закаменелость
мешает слушать мне, как их корят.
Я горестно упрекам этим внемлю,
я головой киваю: слаб Андрей!
Он держится за рифму, как Антей
держался за спасительную землю.
<…>
И что-то в нем, хвали или кори,
есть от пророка, есть от скомороха,
и мир ему – горяч, как сковородка,
сжигающая руки до крови.
Все остальное ждет нас впереди.
Да будем мы к своим друзьям пристрастны!
Да будем думать, что они прекрасны!
Терять их страшно, бог не приведи!
На третьем курсе института во мне наконец-то проснулся художник. Я стал беспрерывно рисовать городские пейзажи старой Москвы. Меня привлекали переулки, кривые улочки и церкви в еще сохранивших первозданность уголках города.
Мой друг и однокурсник Марат Баскаев разделял это увлечение, мы вместе убегали с лекций – писать. Я делал заметные успехи и теперь мечтал о художественных свершениях больше, чем об архитектуре. В это время я и познакомился с Артуром Владимировичем Фонвизиным, что значительно повлияло на мою судьбу – я уже писал об этом.
Тогда-то и произошло событие, укрепившее меня в желании стать художником. На пятом курсе я попал на практику в архитектурную мастерскую Моспроекта, находившуюся не в основном здании, а на “выезде”, прямо на том объекте, над реставрацией которого она работала. Это была гостиница “Будапешт” на Петровских линиях, в центре Москвы. Руководитель мастерской, человек очень строгий, требовал от всех сотрудников неукоснительно приходить к восьми часам утра, не опаздывая ни на минуту. Станция метро “Площадь Свердлова” была в отдалении от мастерской, поэтому люди прибегали запыхавшись и, изнуренные бессмысленной гонкой, плюхались на рабочие места. Вслед за этим буквально все сотрудники разворачивали газеты и, маскируясь ими, хотя бы на час засыпали. Дальше шла вялая работа до обеда, после чего все снова отключались и спали, прячась за чертежными досками. Некоторое оживление наступало лишь перед окончанием рабочего дня. Все два месяца практики я проклинал свою судьбу и дал себе слово, что никогда не пойду работать в подобное учреждение.