— Ты этого мужика раньше когда-нибудь видела?
— Нет… Ой, как больно, синяк, наверное, будет! — Галя схватилась за руку чуть выше локтя. — Самое главное, чуть не забыла: мужик этот сказал, если, мол, чего не нравится, к Сникерсу своему обращайся.
Яша открыл от удивления рот — трубка вывалилась ему под ноги.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— Дела-а… Слушай, а мужик этот что… из этих? — Федоров сделал характерный жест кистями рук, видимо, подразумевая бандитов.
— А кто их теперь разберет! Вон сколько по улицам коротко остриженных, накачанных мужиков ходит!
— Постой, постой… — Яшу наконец посетила спасительная мысль — действовать методом исключения. — Ты ведь самого Жору знаешь?
— Знаю.
— Помнишь, я тебе пару раз его друзей показывал, с которыми он «местовые» собирает… Один такой светловолосый, полный, с золотой печаткой, а другой невысокий, накачанный… Может, кто-то из них?
— Светловолосый, но не полный… Высокий такой, мускулистый, — сообщила цыганка и, немного успокоившись, выдала на удивление трезвую мысль: — Слушай, Яша, чего это мы тут сидим и гадаем? Позвони Сникерсу — и дело с концом. Если это кто-нибудь из его дружков — пусть сам разбирается. А если какой-то козел его именем прикрывается — пусть Жора тому козлу яйца оборвет!
Положив трубку на поленницу, Яша двинулся домой — звонить Жорику на мобильник. Но, к большому сожалению, Сникерс не отзывался: то ли отключил телефон, то ли был вне досягаемости звонка.
Яша пытался дозвониться ему до самого вечера, но, увы, безрезультатно. С наступлением темноты сел за руль «транспортера» и отправился в город — собирать своих «батраков». Вернулся цыган лишь в половине восьмого — загнав «батраков» в дом, он вновь уселся за телефон. Но Сникерс по-прежнему не брал трубку.
Однако незадолго до полуночи в доме Федоровых произошла куда более серьезная неприятность, чем даже та, что случилась на рынке с Галей. Яша уже готовился ко сну, когда к нему в комнату ворвался насмерть перепуганный пацаненок Саша.
— Та-ам… — трясущимися губами начал он, кивая в сторону двери, ведущей на половину «батраков».
— Что — там? Ты почему без стука? — разозлился Яков, уже предчувствуя недоброе.
— Та-ам… — Сашины зубы, темные от никотина, выбивали мелкую дробь.
— Да говори ты толком! — вскипел цыган. — Что случилось?
— Дядя Митя повесился!
Митя Ковалев явно недооценил Сашку. Долгая бродяжническая жизнь воспитала у пацаненка сообразительность, быстроту реакции и редкую для его возраста наблюдательность. Отвозя Диму в туалет, Сашка обратил внимание, что ногти у инвалида по-прежнему нестриженные, — а ведь ножик с пилочкой и маникюрными ножничками он взял пятнадцать минут назад. Лоскут простыни, валявшийся на полу, тоже говорил о многом.