— И долго ты у них в плену был? — спросил Илья.
— Не знаю. Не помню. Часов у меня не было, календаря тоже. Уже потом посчитал — месяца четыре, не меньше. А то и полгода.
— Ноги там отняли? — осведомился Илья и тут же укорил себя за неуместность вопроса.
Но теперь Ковалев хранил на лице полное равнодушие.
— Там. А по-другому и нельзя было. Лекарств нет, аппаратуры нет, единственный госпиталь — в двадцати километрах по горной дороге, да и тот только для чеченов да саудовских арабов, что на их стороне воевали… А у меня все кости раздроблены. Короче, выбор небольшой: или гангрена и смерть в муках, или ампутация, но жизнь. Ну, тот старлей-военврач мне ножки-то и оттяпал. Наркоз знаешь какой? Две бутылки водки, пара папирос с анашой — и все. На следующий день очнулся — чувствую, горят у меня ступни. Каждую клеточку ощущаю, даже, казалось, пальцами ног шевелить могу. А как посмотрел на одеяло, где оно ноги должно прикрывать, заплакал: пусто… — Сунув в рот погасший окурок, рассказчик судорожным движением прикурил. — Ну, а потом конец войне, а значит — пленными меняться надо. Чечены-то хитрые: тех пленных, что посильней, без ранений, дальше в горы погнали, на строительство тоннеля в Грузию да на будущие обмены, а таких доходяг, как я, вернуть решили. На хрена им безногие и безрукие? Даже денег и шмоток на дорогу дали. Знаешь, я как вспомню того бородатого командира, Исой его звали, так даже прослезиться хочется. Кто я ему? Враг, оккупант. Может, я его брата убил, может, отца… Сам знаешь, как это: стреляешь, а в кого — хрен его знает. А он мне, по сути, жизнь спас. Помню, еще на прощание триста тысяч старыми сунул, свитер, полушубок… Иди, говорит, Дима на Родину, и скажи своим русским, что мы такие же люди, как и все. Только вот воевать с нами не надо.
— И что на Родине? — задумчиво спросил Илья, хотя уже приблизительно знал — что.
— Приняла меня Родина с распростертыми объятиями, и в каждом объятии было по нокауту, — выдохнул из себя инвалид. — Полк-то наш уже давно вывели, меня, как я понял, в погибшие записали. Документы мои где-то потерялись, денег почти не дали. Короче, набрали таких, как я, калек полный «борт» и отправили сперва во Владикавказ, а потом в Ростов, в военный госпиталь. Проторчал я там полтора месяца. Жрать нечего, холод, тоска, грязь… Инвалиды наши, у кого руки целы, по ночам на картинки дрочат, хрипят, скулят, жопами по простыням елозят. И водки ни грамма. Хотел даже руки на себя наложить — в последний момент санитары из петли вынули… Ну а вынув, избили хорошенько: мол, ты удавишься, а нам потом под суд? И понял я: когда младший сержант Ковалев был здоровый и сильный, был он Родине нужен. А когда, защищая Родину, лишился младший сержант Ковалев ног — на хрен он кому сдался.