Только после родов они получили намек на тот ужас, который должен приключиться с их красивой дочкой. Желтуха[97] Ребки, совершенно нормальное явление для младенцев, развилась в полноценный отказ печени, который потребовал пересадки органа генетически модифицированной свиньи. Это был первый залп шквала медицинских катастроф, который обрушился на ребенка. С каждой бедой в госпитале умело справлялась преданная своему делу команда врачей. Но всякий раз, когда удавалось решить одну проблему, появлялась другая. Их накопление заставило докторов подозревать системный недуг, который пока что не удалось диагностировать.
Больше всего смятенных родителей Ребки тревожило то, что она не росла. На девятом месяце она весила пять с половиной килограммов, и росту в ней было едва ли пятьдесят три сантиметра. Но с её синдромом гипоплазии левых отделов сердца, поликистозом почек, дефицитом белка, приведшим к замедленному развитию мышц, слабой иммунной системой и разнообразными аллергиями отставание в росте было неизбежным, как предупредил их главный педиатр. К счастью, на неврологическое развитие это не повлияло. Сол клялся, что она улыбнулась один раз, всего-то десять дней назад.
Дэвид и Алкхед выкатили кровать через дверь; все медицинское оборудование, предназначенное для оказания критически важной помощи, разместилось на полках под матрасом. Кровать была задумана такой, чтобы помещаться в лечебный отсек «скорой помощи». Закрепив её на месте, Дэвид начал подключать системы к источнику питания и разъемам для передачи данных.
Анджела прихватила сумку, которая постоянно стояла наготове возле передней двери. Сол взял свою, и они оба забрались в «скорую», где Дэвид занимался маленькой пациенткой, а Алкхед, сидевший впереди, наблюдал за работой автопилота.
По крайней мере им не пришлось включать сирены, хотя на автостраде Алкхед удерживал скорость в сто двадцать километров в час. Было раннее утро, и машин оказалось немного. За затемнёнными окнами проносились знакомые указатели и дороги, ведущие к фермам. Анджела отрешенно глядела на них, не позволяя своей безграничной боли возобладать, поскольку в этом случае все, что осталось от её рассудительности, утонуло бы в пучине отчаяния. Она ненавидела беспомощность, жалкую благодарность, возникавшую всякий раз, когда педиатрам в госпитале удавалось справиться с новым кризисом. Ненавидела спрашивать саму себя о том, что будет дальше, потому что это означало, что она ждёт признаков новой проблемы, в то время как должна бы надеяться, что её милой дочери станет лучше. Но самая сильная её ненависть была направлена прямо в сердце безразличной вселенной, которая могла причинить столько страданий такому драгоценному и невинному живому существу.