И я побродила по комнате и пошла на кухню.
— Хотите чаю? — спросила Маша.
— Хочу, — сказала я.
И она налила мне чаю. И я сидела за столом, пила чай и смотрела на Машу. И мне было приятно на неё смотреть. И я смотрела на Машу и думала о том, что она знает, что я на неё смотрю, и что ей нравится, что я на неё смотрю, и что она даже немножко стесняется от этого, — не от того, что я на неё смотрю, а от того, что ей это нравится. И от этого мне ещё больше нравилось на неё смотреть.
— Скоро придёт Лена, — сказала Маша. Лена, это была та, которая всё знала про Машу. — А пока мы можем о чём-нибудь поговорить.
— С удовольствием, — сказала я.
— Только я очень не люблю говорить о смысле жизни, — сказала Маша. И улыбнулась. И даже не улыбнулась, а как будто мимо прошла улыбка и тронула пальцем Машины губы. Как бы бледно её коснулась. Как бы тонко озарила её лицо. И как бы нехотя коснулась, как бы скупо, словно ей давно уже надоело улыбаться по таким пустякам, как смысл жизни. И мне очень понравилось, как она улыбнулась. И мне захотелось, чтобы она сделала это ещё раз.
— Вы любите цветы? — спросила я.
— Люблю, — сказала Маша.
— И Вам было приятно, что Вам подарили цветы?
— Очень, — сказала Маша.
И тут она снова на меня посмотрела. И когда она снова на меня посмотрела, я тоже снова посмотрела на неё и увидела, что она давно уже всё поняла, вообще всё, всё, что только можно было понять. И словно она всё поняла ещё до того, как я спросила, словно можно было вообще об этом не спрашивать, словно вообще ни о чём можно было не спрашивать. Словно не о чём было спрашивать. И словно ей хотелось, чтобы я спросила ещё. Но мне больше не о чём было спрашивать.
— Ну, что ж, — сказала Маша, словно поняв, что мне не о чём больше спрашивать. — Расскажите о себе.
И она так просто это сказала, что я уже было совсем собралась это сделать, но вдруг передумала. Передумала, хотя, конечно, мне было что рассказать о себе. Например, я вполне могла рассказать, что в детстве я очень любила снег, а потом полюбила осень, и что с детства люблю смотреть в окно, и что давно уже не глажу бездомных собак, и что вот уже семь лет я не знаю, что мне делать с моей любимой. И всё это были очень приличные истории, так что я вполне могла их рассказать, но вместо этого я сказала:
— Я хочу стать писателем, — сказала я. — Я хочу стать самым лучшим писателем и написать самую лучшую книгу.
Тут в кухню вошла кошка и уставилась на Машу своими кошачьими четырёхмесячными глазами.
— Господи, я забыла накормить кошку, — сказала Маша. — Надо дать ей икры.