Фёдор не отзывался, он уже подбегал к пакгаузу.
Обеспокоенные происходящим, все прильнули к окнам и тоже силились хоть что-нибудь углядеть. Но пакгауз находился под углом к вокзалу, и из окон зимней ночью едва ли можно было хоть что-нибудь увидеть кроме белогвардейского офицера, освещённого слабым электрическим светом, пробивающимся на крыльцо сквозь проход открытой двери. Примеру остальных последовал и Егор Гай. Он вглядывался в окно, прильнув лбом к холодной поверхности стекла.
Любопытство не овладело только пленниками. Обеспокоенные только своим выживанием, их мысли развивались в другом направлении и с чуткостью дикого зверя следили за происходящим. Только Егор прильнул головой к стеклу, как Тихон ткнул локтем Павла и без лишних слов указал ему на солдата.
Не дав опомниться, он соскочил с места и, пригнувшись, мягко побежал в сторону Гая. Шихов, не думая, тут же последовал за ним. Инстинкт подсказал ему, что это единственный шанс. Глуповатый Коля и красноармеец Лебедьков ничего не успели ещё сообразить, а Крутихин стоял уже за спиной белогвардейца.
Услышав сзади что-то неладное, Гай отпрянул от стекла, и тут же связанные руки Крутихина накинулись через голову ему на шею. Резким движением пленник потянул солдата на себя, и Егор, теряя равновесие, повалился за ним. Сильные руки в порыве бешеного отчаяния перетягивали горло так сильно, что он не мог дышать, не говоря уже про то, что должен был хоть что-нибудь крикнуть.
Шихов, подоспев через секунду и не вмешиваясь в драку, устремился прямо к штыку винтовки, и резкими истеричными движениями рванул об него верёвку, перетягивающую руки. Штык предательски скользнул по руке, и на левой ладони Шихова пролегли две глубокие раны, из которых тут же потекла блестящая красная как яд кровь. Не обращая внимания на глубокие раны, он выхватил из рук белогвардейца винтовку и, приставив приклад к плечу, двинулся к двери.
Встревоженный шумом, Братухин возвращался в зал, когда неожиданно для себя наткнулся на дуло винтовки и штык, направленные прямо в лицо.
— На пол бросил! — жестяным басом скомандовал Шихов, и пистолет Братухина полетел на пол. — Ни звука! Сразу стреляю. Отошёл!
— Коля, твою мать! — закричал, барахтающийся Крутихин.
Гай не сдавался и уже выкручивал пальцы противника. Ему тоже хотелось жить.
Коля сорвался с места и, подбежав к Гаю, ударил его сложенными руками по лицу. Из-за связанных рук и неумения удар вышел слабый. Гай, не ощущая ударов, уже впился зубами в палец Тихона. Тот с матом отдёрнул руки, и раскрасневшийся от борьбы Гай освободился.