Отец Михаил только скорчил лицо и отошёл в сторону.
— Постойте, постойте, — проговорил Братухин, — о чём это речь?
Священник остановился и испуганно взглянул на офицера.
— А вы посмотрите на его грудь, ведь он у нас — сама безгрешность! — продолжал подливать масло в огонь сатанист.
— Отец Михаил, не будете ли вы так любезны снять вашу рясу? — спросил Братухин, заливаясь своей добродушной улыбкой, а глаза при этом у него как всегда поблескивали злыми искорками.
— Но зачем? — удивился священник.
— Снимите, снимите.
— Неужели вы верите во все слова этого мерзавца? — возмутился отец Михаил.
— Я, скорее, не верю никому, — улыбаясь, парировал Братухин и потом, сжав губы, командным голосом приказал: — Снимайте рясу!
Священнослужитель мялся.
— Да как вы смеете? — возмутился Гай, глядя на своего командира.
— Молчи, — отрезал офицер и уже заорал, направляя «Браунинг» на священника.
Тот робко стянул с себя рясу, оставаясь в одних чёрных штанах, держащихся на худом теле только за счёт обвязанной вокруг пояса бечёвки, продетой вместо ремня. На груди у священника красовалась синяя татуировка в виде Звезды Давида. Тело священника было худым, костлявым и смуглым. Рёбра проступали через кожу. Теперь без рясы со своим худым, смуглым телом и обезьяньей головкой он вовсе не выглядел как священнослужитель, а был, скорее, похож на какого-нибудь бедняка или даже каторжанина.
Братухин покачал головой.
— Что всё это значит? — удивился казак. — Еврей?
Отец Михаил опустил глаза, а смотритель-сатанист залился едким хохотом. Этот демонический хохот заполнил весь зал. Приспешник Сатаны широко разевал окровавленную пасть и, сидя на коленях, раскачивался вперёд и назад. «Отец Михаил самый безгрешный среди нас!» — радостно, с упоением цедил он сквозь кровавые губы.
— Интересно дело поворачивается, — продолжая держать на мушке лжесвященника, проговорил Братухин.
— Отец Михаил, как это понимать? — совсем растерянно спросил Гай.
— Да какой он тебе отец Михаил, — возмутился офицер, — не видишь разве у него на груди еврейский символ? Он еврей, — сказал, как заклеймил Братухин.
Воцарилось молчание. Братухин, как самый решительный, нарушил его первым.
— Значит так, ты, — он указал пистолетом на бывшего священника, — садись к этому сатанисту, разница теперь между вами небольшая. А ты, Гай, бери лопату и выкопай мне эти трупы, чтобы доподлинно убедиться в словах этого одержимого.
— Но… — хотел было опять возразить Гай, однако Братухин резко оборвал его.
— Это приказ!
Гай зажёг керосиновую лампу и отправился в оранжерею. В ней продолжал стоять всё усиливающийся гнилой запах, и, почуяв его, Гай решил, что обязательно найдёт какой-нибудь закопанный труп. Уже после нескольких ударов острие лопаты уткнулось во что-то мягкое.