— Фёдор, вы целы? — донеслось до слуха казака.
— Да-а, — сквозь боль в рёбрах простонал казак.
— Где вы?
— Здесь.
— Где?
Молчание, затем матерная ругань казака сквозь шипение от боли. Лампа была разбита, и в ночной бездне ничего нельзя было различить, даже собственные части тела ощущались не полностью, как конечности призрака.
— Ладно, я буду напевать песню, чтобы вы меня слышали, и когда я буду подходить ближе, вы что-нибудь кричите, чтоб я мог вас найти.
— Хорошо.
Гай побрёл наугад, стараясь хоть что-то различить в непроглядной тьме, но ступал не торопясь, аккуратно, боясь о что-нибудь споткнуться. Они ушли далеко в поле, и кочки то и дело попадались на его пути.
Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная…
Зазвучал дрожащий слабый голос Егора Гая. Без тёплой одежды от холода всё тело пронзала дрожь, и челюсть ходила ходуном, от чего петь было почти невозможно, но он всё равно продолжал шептать слова из романса Петра Булахова:
Ты у меня одна заветная;
Другой не будет никогда.
Сойдёт ли ночь на землю ясная,
Звёзд много блещет в небесах.
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах.
Звезда надежды благодатная…
Голос Гая сбился, зубы нервно застучали от холода.
— Сюда, сюда, — прохрипел казак.
Звезда любви волшебных дней.
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей…
— Сюда, сюда, — подзывал сквозь бездну голос казака.
Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена
Умру ли я, ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!
— Не умрёшь, всё здесь ты, — раздался совсем рядом голос Фёдора.
Гай наклонился к нему и нашёл его руками. Казак уже сидел.
— Да осторожнее ты своими паклями, — раздалось ворчание казака, — куда делся демон? Не знаешь, я его пристрелил?
— Это не демон — это бык!
— Бык? Какой ещё нахрен бык? Откуда здесь бык?
— Не-е з-знаю, — простучал зубами Гай.
— Ладно, потопали, а то замёрзнем нахрен, — проговорил казак, поднявшись с помощью Гая.
Через несколько минут они дошли до вокзала. Идти на свет было куда легче, чем наугад брести по непроглядному мраку.
— Что вы так долго? — выругался на них Братухин, но уже скоро, заметив хромающего Фёдора, которого придерживал трясущийся от холода Гай, переменил тон: — Что случилось?
Братухин принял казака и усадил на стул. Казак тяжело хрипел. Егор же сразу бросился в котельную и сел возле открытой топки. Тепло быстро отогревало замёрзшее тело.
Ощупав больное ребро казака, пришли к выводу, что оно, возможно, сломано, но так или иначе, а ссадина на боку у него было приличная…