Шепчет лихорадочно…мне кажется, сама не понимает, что шепчет, а ведь каждое её слово во мне клеймом под кожей. Я ведь каждому поверил.
Сдерживаться от того, чтобы губу её прихватить зубами…сдерживаться, потому что померещилось: отвечу, и спадёт с нее это наваждение.
И в то же время отчаянно захотелось, чтобы продолжала. Потому что в голове всё еще воспоминанием её "возможно".
Когда дернула пуговицу на ширинке, резко воздух сквозь крепко стиснутые зубы в себя втянул и перехватил её запястье.
— Не стоит, — качая головой и глядя прямо в изумленные глаза, жадно следя за ее реакцией, — запачкаешься ещё.
* * *
Пальцы сильные и горячие. Меня током от них ударило. Так долго не прикасался, и кажется, кожа настолько изголодалась, что теперь дымилась под его пальцами, пропитываясь бешеной статикой. Осторожно руки свои из ладоней его высвободила.
— Я отвратительно чистая без тебя…мерзко чистая, Саша…Сашаааа, запачкай меня, пожалуйста. Я не могу больше без тебя…, - горячо прямо в губы, расстегивая еще одну пуговицу, жадно проводя по груди раскрытой ладонью, стараясь не задеть едва затянувшиеся раны.
— Запачкааай, у меня от чистоты этой крыша едет, — лихорадочно мокрыми губами по его мокрым щекам, ссадинам, сплетая пальцы с его пальцами. Сдернула штаны вниз и, дрожа всем телом, прижалась к нему, ощущая животом каменную эрекцию, задыхаясь от возбуждения и голода, дикого, щемяще нежного и до исступления жестокого.
* * *
Моя девочка. Моя грязная девочка. Запачканная нашей общей грязью. Неправильной, отвратительно мерзкой, грязной любовью. Она могла бы признаться мне в любви, могла бы начать шептать что сожалеет о своих словах…и я бы не поверил. Но это была моя Ассоль. и она знала, как заставить меня вскинуть голову кверху и, сцепив зубы, выругаться. Потому что я поверил. Потому что чувствовал каждое её слово на своей шкуре, и сейчас они все вместе внутри яростно пульсировали, требуя выполнить её просьбу. Запачкать собой везде, каждую клетку кожи.
— Запачкаю, — вдираясь зубами в нижнюю губу и застонав в ответ на её стон облегчения, — запачкаю так, что не отмоешься, — сдирая рукава платья в стороны, оставляя его висеть на ней клочками ткани, — никогда, мать твою, не отмоешься.
И снова к губам её, не обращая внимания на боль, вспыхнувшую от резкого движения. Ладонями сжал округлую грудь и снова застонал, когда прижалась к члену плоским животом.
— Проголодался, — опустив одну ладонь на ягодицу и сильно сжимая ее, — Сожрать тебя хочу, — в перерывах между поцелуями, бешеными, жадными поцелуями.