Самым приятным было то, что Джио, казалось, не замечал отсутствия сестры.
— Думаешь, с Изабеллой все нормально? — спросила Вивьен как-то вечером, за ужином, когда Адалина приготовила ньокки с артишоками.
Она специально подняла эту тему: ей нравилось чувствовать себя милосердной женой. Хотела, чтобы Джио видел в ней зрелую личность, способную на прощение, в то время как Изабелла отдалялась бы от него с каждым днем все сильнее.
Джио почесал щеку.
— Она в порядке, — ответил он.
— Я надеюсь, она не расстраивается из-за этого… несчастного случая.
— Уверен, что нет.
— Хорошо. Потому что я хочу покончить с этой историей.
Джио не нравились разговоры о сестре. Он не позволял втягивать себя в них. Но Вивьен казалось, что чем чаще она будет дергать за эту веревочку, тем слабее станет тугой узел их родственных отношений.
Однако дело было в том, что сама она не забыла о так называемом несчастном случае.
И никогда не забудет.
Каждый раз, когда она ловила полный ненависти взгляд Изабеллы, каждый раз, когда чувствовала удушливое присутствие сестры, уверенность в виновности Изабеллы росла. Она почти стала убийцей. Она стремилась покончить не только с Вивьен, но и с ее малышом. Ничего хуже и быть не могло. Неудивительно, что Джио был не в силах даже заподозрить ее в таком. Если им повезет, стыд будет держать Изабеллу на расстоянии все время.
— Кстати, дорогой, — произнесла Вивьен, делая глоток монтепульчано, — какие у нас планы на выходные?
* * *
Как оказалось, на выходные был запланирован сюрприз. Но наступил вечер пятницы, и она видела, что Джио едва сдерживает радостное возбуждение. Его выдавала энергия, бьющая фонтаном, и постоянное перескакивание с темы на тему.
— Я пригласил к нам художника, — сказал он ей и притянул к себе. — Сейчас идеально подходящий момент. Именно сейчас. Мы сможем запечатлеть нашу семью.
— Что ты имеешь в виду? — обрадовалась Вивьен.
— Портреты. — Он поцеловал ее. — Разве мы не должны запечатлеть момент нашего проживания в Барбароссе? И когда родится bambino, для него тоже будет место.
Эта идея ее порадовала. Она восхищалась портретом Джакомо Динаполи, украшавшим бальный зал. Замок был полон свидетельствами жизни прошлых поколений, недавних и совсем древних — из восемнадцатого и девятнадцатого столетия. Картины изображали женщин с удивительными прическами, замерших в одинаковых покорных позах, сложив на коленях украшенные драгоценностями руки, и воинственных мужчин в официальных и охотничьих костюмах. Но больше всего ее поражала девочка-подросток, запечатленная под оливковым деревом где-то в поместье. У нее был мечтательный взгляд и блестящие черные волосы, гладкие настолько, что казались жидкими.