Элисон отставляет кофе и достает из сумки планшет. Она внимательно смотрит на меня.
— Ладно. Вы в курсе, что пишет британская пресса? «Любовница Джеймса Кэллоуэя — убийца и потаскуха» — и все в таком духе. Вам повезло, что никто не называет вас по имени.
— Которое вы собираетесь озвучить. Ваш начальник, наверное, молится на вас.
— Мой начальник не знает.
— Как вы узнали? — Я не могу удержаться от вопроса.
— Наташа Фенвик — подруга моей подруги. Она рассказала мне все.
Ну конечно. Наташа.
— Не думайте, что она треплется направо и налево. Она могла рассказать это бесконечному множеству журналистов, но не сделала этого.
— Только вам.
— Ага, — Элисон улыбается. — Она знает, что мне можно доверять. Вы тоже можете.
— Именно поэтому вы явились в дом моего отца с угрозами?
Элисон на секунду замолкает.
— Едва ли это было что-то похожее на угрозы. Но мне жаль в любом случае. Это была не я, а моя помощница. Она вообще не должна была с ним говорить, но не сдержалась. Поверьте, я поговорила с ней очень серьезно.
Я отворачиваюсь. Стакан обжигает мне руку.
— Послушайте, Люси, вот как все будет. Ваше имя всплывет рано или поздно. Я знаю, что несколько репортеров уже подобрались к вам достаточно близко. Вы с Джеймсом тщательно все скрывали, этого у вас не отнимешь. На него пока никто не наседал.
Меня начинает мучить совесть. То есть это не он меня втянул.
— Но она уже близко. И от того, в чьи руки попадет история, зависит ваша судьба. Ваш мир может быть разрушен. Не исключено, что придется уехать из Англии, начать все заново. — Она оглядывается по сторонам. — Приехать сюда было хорошей идеей.
— А вы чем от них отличаетесь?
Мой голос звучит холодно, но неожиданно для себя я замечаю, что симпатизирую Элисон. Может быть, это из-за того, что она достаточно амбициозна, но без цинизма, как будто только играет роль бездушного писаки, но не смотрит на меня как на золотую жилу.
— Я не хочу навредить вам, Люси. Даю слово. Очевидно же, что у истории есть подоплека, правда? Вы поддерживаете с ним связь?
Я отрицательно качаю головой.
— Это правильно, — кивает она, — бывшим парням лучше оставаться в прошлом.
Не могу понять, она пытается разговорить меня или между нами возникло какое-то странное доверие? Безопаснее думать, что первое.
— Это была любовь? — спрашивает она.
Я замираю. Я привыкла держать это при себе, а Элисон — незнакомка.
Но она добрая незнакомка. В ее глазах я вижу искренность, не знаю почему, но я верю, что она не переврет мои слова. Кто знает, что сделают другие репортеры, когда доберутся до меня? Осуждение последует в любом случае, но если от моего имени будет говорить кто-то, подобный Элисон, разве не появится в конце моего тоннеля свет?