Я набираю в грудь воздуха и рассказываю ей все.
* * *
Через час мы прощаемся. Я чувствую, что с моих плеч свалился камень. Мне бы опасаться, но я спокойна. Элисон обнимает меня.
— Ты поступила правильно, поговорив со мной, — произносит она.
— Надеюсь, — отвечаю я.
Оказывается, у Элисон была связь с женатым мужчиной несколько лет назад.
— И я тоже не знала, — признается она. — Я ведь даже не любила его, хотя, поверь, когда дело доходит до общественного мнения, искренняя любовь играет тебе на руку. В моем случае это была просто череда глупых свиданий. Было увлекательно — потому что неправильно. Я повзрослела, поумнела и бросила его. Он придурок. И точка.
Очевидно, она пыталась заставить меня признаться, что Джеймс тоже был ублюдком.
Но я не могла.
— Ты же больше не сохнешь по нему, правда? — спрашивает она.
— Не для записи?
Она кивает. Я улыбаюсь:
— Хорошая попытка.
Я наблюдаю, как Элисон садится в такси — вот она, бомба, которой предстоит разорваться через несколько часов после ее возвращения в Англию, — и я чувствую себя… лучше. Спокойнее. Вытащив все это на поверхность, я смогла не только очиститься, но и убедить себя, что я не убийца. Я полюбила. Вот и все.
Телефон оживает сообщением от Макса:
Я здесь, если захочешь поговорить. М.
Я засовываю его обратно в карман. Мне не хочется останавливаться, и я спускаюсь вдоль реки по усаженной жасмином дорожке, на которой толпятся туристы с мороженым и камерами наперевес. Вид отсюда открывается восхитительный. Дуомо горит огнем — в куполе отражается огромный золотистый шар солнца, отливающий красной бронзой в кобальтово-голубом небе. Солнце понемногу угасает, передавая эстафету огням ресторанов и баров. Я пока не готова возвращаться в Барбароссу. Иду через мост в свое любимое место во Флоренции — вход в Уффици. Ее великолепный двор, наполненный мелодией скрипки, дает возможность укрыться от посторонних глаз. Сегодня вечером он гудит от приглушенных голосов, как будто тот, кто заговорит здесь вслух, нарушит его величие и изящество. Дуэт музыкантов настраивает инструменты на площади. Звук струн вибрирует в застывшем воздухе, подобно стрекозам, замершим в полете над гладью озера.
Рядом со мной парочка целуется, держась за руки. Я сижу, согнув колени и положив голову на руки, мои глаза закрыты. Музыка и атмосфера вокруг создают вокруг меня непроницаемый кокон. Я наслаждаюсь своей невидимостью, так как знаю: долго это не продлится. Никто не видит меня. Никто не знает моего имени. Может быть, мне стоит остаться здесь? Не возвращаться домой? Но потом я думаю о своем отце и его женщинах, которые покидали его, не попрощавшись. Я здесь уже месяц, связаться со мной непросто. Мои сестры могут не проявлять себя, потому что боятся признать: в месте, откуда они родом, произошла трагедия. Они не хотят напоминаний о ней — наших с папой лиц, маминых фотографий на каминной полке. Но я смирилась с этим. Я знаю об этом. Так что мое место там.