Адалина задергивает шторы.
— Вы будете спать, синьора?
Вивьен чувствует действие таблеток, ее клонит в сон, будто качает на морских волнах. Сначала она возражала против них, жалуясь, что они лишают ее контроля. А потом сдалась на милость приносимому ими забвению.
— Найди его, Адалина… — шепчет она, проваливаясь в сон.
— Тсс… — Горничная вытирает ей лоб.
— Я должна снова увидеть его, — бормочет Вивьен. — Скажи ему, что я…
— Тише, синьора, спите.
— Найди его, прошу, Адалина. Пока не поздно.
— Успокойтесь, синьора, все пройдет…
— Ты должна найти его… Обещай, что найдешь…
В бреду ей кажется, что лицо Адалины то сморщивается, то становится выпуклым, то пропадает в тумане. Вивьен чувствует губку на лбу — или это ее собственная рука, ее кожа, горячая, влажная и липкая? Она слышит вздох Адалины — или это ее собственный? Сон одолевает ее. Адалина тихо выходит из комнаты.
Вивьен, Лос-Анджелес, 1978 год
— Мисс Локхарт?
Голос раздавался с неба.
— Вивьен?..
Сейчас он был ближе. Мягкий. Добрый. Она протягивает руку, чтобы дотянуться до чего-то в темноте, идет к нему с закрытыми глазами, и ее чувства пробуждаются. Где я? Белые стены, запах дезинфицирующего средства, гул голосов, звук раздвигаемых штор. Голос — куда он делся? Ей нужно снова его услышать. Он утолял ее жажду.
— Мисс Локхарт, меня зовут доктор Моретти.
Она моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Мужчина. У него был глубокий сочный голос с легким европейским акцентом. Красив сверх меры. Длинные темные непослушные волосы, падающие на воротник его докторского халата, в ухе серьга, темный крестик. Один его глаз был черным, а другой — зеленым.
Он был другой породы, не из тех мужчин, с которыми она привыкла иметь дело. Похожий на принца, который прожил тысячу лет и не постарел. Его мраморная кожа слегка загорела на лос-анджелесском солнце, но было понятно, что он иностранец. Она представляла себе его живущим в лесу, среди зелени.
Как Вивьен позже узнала, это было типичной первой мыслью пациентов, приходивших в себя после недельной комы. Но она ничего не могла с собой поделать.
— Какое-то время ваше сознание еще будет немного затуманено, — сказал доктор Моретти, опуская планшет в карман на краю кровати. — Память вернется через некоторое время. Вы пережили травму, Вивьен, вам нужно позаботиться о себе.
Последнее предложение он произнес с такой любовью, что, хотя гордость Вивьен мешала ей верить первому встречному, ей ужасно захотелось все ему рассказать.
Судя по всему, с памятью все было в порядке. Несмотря на то что обстоятельства, приведшие ее сюда, помнились как в тумане — напряженный разговор с тетей Селией, пустые бутылки из-под джина, разбросанные по комнате, — она отчетливо помнила боль, которую почувствовала той ночью, беспросветное отчаяние. Все, кроме этого, казалось таким далеким сейчас, когда перед ней стоял этот мужчина со странными глазами и серьгой, делающей его похожим на пирата. Боль утихала, и вместе со сном уходили воспоминания о ее прошлой жизни. Гилберт Локхарт любил рассуждать о перерождении. Крещении. Новом начале, которое получаешь, выйдя из воды. Вот на что это было похоже.