— А в дневнике было что-то о Лили? — спрашивает он.
— Я прочла только эту запись.
Макс наклоняется ко мне:
— Нам нужно заполучить его.
— Но это слишком рискованно. Правда, Макс, меня очень испугали слова Сальваторе. Да и все это меня пугает. Я, кажется, схожу с ума.
— Это он сошел с ума.
— Откуда нам знать? — хмурюсь я. — Адалина сказала, что он не в своем уме, но это звучало так… будто она хотела, чтобы я игнорировала его. Как будто придумывала алиби для себя. Она сказала, что он свихнулся много лет назад. Хотя Сальваторе и напугал меня, он кажется самым честным человеком в Барбароссе.
— А ты так и не видела Вивьен?
— Только мельком. На заднем сиденье машины. Я уверена, что она наблюдала за мной не раз. И я практически уверена, что она была на чердаке — я слышала. Но нет — лицом к лицу я с ней не встречалась.
— Это странно.
— Еще как. Даже если бы я захотела передать ей послание от Лили, Адалина не пропустила бы меня.
Я пересказываю Максу подслушанный мной разговор, в котором Вивьен убеждала Адалину, что я похожа на кого-то.
— Кого они имели в виду?
— Не знаю. Но это должно быть связано, ты так не думаешь? То, что свело с ума Сальваторе, и извинения твоей тети?
Макс пожимает плечами:
— Не исключено.
Я роюсь в сумке и достаю каракули с чердака. Он никогда тебе не достанется. Он всегда будет моим. Я уже говорила Максу о том, что там написано, но ему стоит увидеть оригинал, чтобы понять все безумие этой записки.
— Ничего себе, — говорит он.
— Как думаешь, кто это написал?
Он выдыхает.
— Наверное, это муж, Джио, — отвечаю я сама себе. — Точнее, это о нем.
— Sí. Точно.
— Кажется, ты недоговариваешь.
Макс отставляет кофе и собирается налить чего-то покрепче. На столе появляется бутылка граппы и два стакана. Он наполняет их и какое-то время молчит.
— Лили упоминала о сестре, — говорит он, — Изабелле. Она доставляла Вивьен много горя. Они готовы были вцепиться друг другу в горло.
— Это объясняет запись в дневнике.
— Пожалуй. Но это что, значит, у нее было что-то с собственным братом?
Мне не хочется думать об этом, но не получается.
— Лили больше ничего не говорила?
— Я спрашивал, но она твердила, что у Вивьен есть право на неприкосновенность личной жизни.
— Это значит, если они были близки… — я задумываюсь. В основном о фонтане и о женщине, которая, по словам Сальваторе, мылась в нем. Он говорил об Изабелле? Вивьен? Может, Лили? При чем здесь вода?
Мы говорим до глубокой ночи. Я давно не напивалась вот так, махнув на все рукой. В последний раз с Билл спустя пару дней после самоубийства Грейс Кэллоуэй. Я не ела и не пила с тех пор, как это произошло, лежала в постели и боялась выйти на улицу, потому что это означало бы встречу с реальным миром. Но я не меньше боялась оставаться внутри, потому что там меня ждала встреча с моими собственными демонами. Пока Билл наконец не вытащила меня и не заставила «встретиться» с декалитрами водки — мы наливали ее прямо на кубики льда, а я изливала Билл душу. На той неделе во рту у меня не было ничего, кроме алкоголя. И меня ждало жуткое похмелье.