Но он молчал. Я понимаю тебя, — хотелось прокричать ей, — но посмотри, что она с нами делает! Посмотри, в кого ты превратился!
— Не важно, — в конце концов сказал он, — забудь об этом.
Как будто она могла.
— Неужели наш брак ничего не значит? — прошептала она. — Не значит, что ты должен быть на моей стороне в первую очередь? Ты клялся защищать меня, Джио. Нужно было уточнить, что в первую очередь защита потребуется от твоей сестры.
Он смотрел ей прямо в лицо. Но вместо сожаления в его глазах был гнев.
— Разве ты сам не видишь? — Вивьен решила пойти дальше, пути назад у нее не было, — она все время копает под меня — в Хэллоуин, в первый наш год, на твой день рождения, — а как она давит на прислугу…
— Как тебя остановить? Ты потеряла рассудок.
— У Изабеллы свои методы. Она умнее, чем ты думаешь.
Но Вивьен уже не сомневалась, что Джио прекрасно знал, насколько Изабелла умна — и даже больше. Она сомневалась в себе, не раз по ночам обнаруживая пустое место там, где должен был спать ее муж, и слыша сквозь стену смех женщины, представляя себе, как они говорят и не могут наговориться, и кто знает, что еще они делают там, у нее на чердаке, а потом обнаруживала его на другой стороне пропитанной потом постели и убеждалась, что он здесь, всегда здесь.
Может, он прав? И она действительно сходит с ума?
Джио что-то говорил в ответ, но она уже ничего не слышала. Не хотела слышать. Все, что он говорил, было в защиту сестры. Она больше не могла выносить этого. Не могла так жить. Ему нужно было принять решение.
— Я или она, Джио. Я серьезно.
В комнате повисла тишина. Выражение лица Джио разрывало ей сердце, их когда-то искренняя любовь уничтожена кознями Изабеллы. В ту же минуту она захотела забрать свои слова назад. Без Джио у нее не будет ничего. Все, что у нее есть, — здесь. Он. Барбаросса.
— Не делай этого, Вивьен.
Она открыла рот, но не издала ни звука. Это был его ответ.
Вивьен открыла дверь спальни и бросилась вниз по лестнице, на террасу, по дороге, она продолжала идти — куда глаза глядят, лишь бы убраться отсюда.
* * *
Всю неделю она избегала встречи с мужем. Это было несложно — Джио уходил на рассвете и возвращался затемно. Пару раз он пытался поговорить, но она не могла: рана еще не зажила. Если он только не собирался сказать: «Белла ничего для меня не значит, я люблю только тебя, и, если ты хочешь от нее избавиться, я сделаю это», — разговоры ничего не могли изменить. Даже в мыслях это звучало невозможно, как будто речь шла о любовнице.
Она его сестра.
Его сестра.
Ирония заключалась в том, что, если бы Джио сказал это, искренне сказал, у нее больше не было бы проблем с Изабеллой, да и, собственно, не было бы никакой необходимости в отъезде Изабеллы. Но Джио ни разу не сказал ей, что она важнее, что в случае катастрофы он бы спасал ее, свою жену, в первую очередь. Или она хотела слишком много? Она не знала.