Кроеву пришлось заложить порядочный крюк, выйдя в открытое море. Из-за этого в порт пришли через два часа после выхода из грота. В госпиталь раненого доставили и того позже. Дежурил сам Пирогов; он, увидя характер ранения, тут же отправил Игрункова на операционный стол и ампутировал то, что осталось от руки. Когда Игрункова, все еще не отошедшего от наркоза, отнесли в палату, за окнами уже светало.
А наутро в палату впорхнула разрумяненная с морозца молодая женщина.
– Вот она, Марья Захаровна, – послышался театральный шепот справа, – ежели возьмется руку лечить, то почитай за великое счастие. Свечку угодникам святым поставить не забудь.
Молодуха присела на кровать.
– Ну-ка, что там с рукой… – произнесла она с отчетливо иностранным выговором, – …это тебе, братец, хорошо прилетело… да, не повезло…
В палате нависла гробовая тишина.
– …четыре недели проваляешься, прежде чем новая рука в порядок придет. Теперь будем чинить…
Вся палата разом вспомнила, что дышать можно, и принялась это делать.
Сколь ни любопытны были отдельные раненые, никто не осмелился не то, чтобы подойти – даже лишний раз глянуть на работу госпожи доктора.
Часов ни у кого из нижних чинов, обитающих в этой палате, разумеется, не было, но все поняли, что работа была не из малых. На самом деле Мариэла трудилась почти полный час. Наконец, она встала. Последовали приказы:
– Сейчас лежать. Руку закутают в особую повязку. После этого разрешаю вставать и ходить, но с осторожностью, а руку ни в коем случае не трогать и в ход ее не пускать. Иначе… унтер-офицер Ключевской!
– Я!
– Приглядеть за этим раненым! Сам знаешь, что нужно.
– Слушаюсь, госпожа дохтур!
– Я буду наведываться сначала ежедневно, потом пореже. А теперь посмотрим остальных.
Пока женщина-врач обходила палату, появился нижний чин в не особо белом халате. Он очень быстро и очень ловко намотал кусок полотна на пострадавшую руку, на которую бедняга Игрунков до сих пор так и не осмелился поглядеть.
По уходе всех медицинских чинов палата загомонила: сначала чуть приглушенно, а потом и во весь голос.
– Так что с тобой приключилось, браток?
– Шли на баркасе ночью с грузом, тут чуть ли не нос к носу столкнулись со вражьим парусником. Он нас картечью угостил, мне в руку и прилетело. Больно было – аж жуть, но сейчас уж ничего.
– Никак кость задело?
– Какое там, – послышался уверенный голос за три койки справа, – руку тебе ночью отрезали, человече. Сам слыхал.
Матросик с трепетом глянул на замотанную конечность.
– Как так? – робко спросил он. – Рука ж вот она.
– Так то Марья Захаровна за дело взялась, – разъяснил все тот же авторитет, – она оторванную или там отрезанную руку обратно приклеит. Ну, не сразу во всю силу войдет она, рука-то.