Вышли, разумеется, на парусах, но уже через час давление пара поднялось до нормы. Огромные колеса завертелись. Гулко шлепая плицами, «Одесса» шла почти в фордевинд со скоростью девять узлов: бриз силой не более двух баллов мог наполнить паруса, но, конечно, не способствовал достижению полной скорости.
Альбранд мимолетно оглянулся на корму. До «Крыма» было не более трех миль; он тоже дымил трубой, выжимая из машины все возможное.
И тут в дело вмешался третий корабль.
Не стоит сомневаться, что оба капитана славных пароходофрегатов в тот момент отчаянно завидовали. «Херсонес» явно шел полным ходом.
– Бьюсь о заклад: выдает все семнадцать узлов, – сказал очень тихо старший помощник.
– Не приму пари, не ждите, – отозвался командир.
– Флажный сигнал, ваше благородие, – выкрикнул сигнальщик с грот-марса. – «Иду на Кинбурн, следуйте за мной».
– Накрылась наша разведка, – пробурчал Альбрандт. Уточнять, чем именно накрылась разведка, он не стал, справедливо полагаясь на догадливость старпома. Вместо этого прозвучала команда:
– Держать на вест!
Через час «Херсонес» превратился в пятнышко на темном горизонте. А еще через полчаса его и след простыл.
- «Морской дракон» за кормой! – заголосил сигнальщик еще через два часа. Ему не нужно было напрягать зрение: на фоне светлеющего неба корабль Семакова было легко разглядеть.
Офицеры глянули и обменялись мнениями:
– Да уж, его ни с чем не спутаешь. Эка летит над волнами!
– Двадцать пять узлов, когда не больше.
– Обгонит и «Херсонес», минут сорок ему на это.
Надобно заметить, что Семаков оказался единственным из командиров, команда которого не была в полном сборе. Он, конечно же, сразу послал за лейтенантом Мешковым, а заодно изловил раннего посетителя причала и отрядил его в качестве гонца к Мариэле, вручив для передачи кожаный футляр. Шестилетний порученец получил за это неслыханно щедрое вознаграждение в размере пятака.
Нетрудно догадаться, что «Морской дракон» вышел из всех четырех кораблей последним. Командир злился от этого на весь мир, но в первую очередь на себя самого.
До Кинбурнской крепости было двести миль.
Гонец проявил наивысшую добросовестность: заявился на дом к госпоже доктору, узнал, что она уже направилась в госпиталь, доскакал до главного входа. Там его остановили бдительные охранники, которым было заявлено, что, дескать, письмо надо доставить госпоже Марье Захаровне. Охранник вручил футляр лично, а Мариэла, в свою очередь, дала копейку для передачи гонцу.
Читать с утра личное письмо, даже от наставницы, было, понятно, некогда. Футляр так и лежал на столе, дожидаясь адресата, вплоть до обеденного перерыва. Мариэла не боялась, что содержание станет известно недружественному глазу – главным образом, потому, что на тот момент единственным человеком в Севастополе, способным читать по-маэрски, был хорунжий Неболтай (своя команда, разумеется, в счет не шла). А уж он был настроен исключительно дружественно.