Народное ликование имело основанием не только новость о разгроме эскадры у Кинбурнской крепости.
Тем же днем представительная французская делегация под белым флагом запросила встречи с российским командованием. Речь шла о перемирии. Английские союзники ранним утром покинули Балаклавскую бухту, бросив братьев по оружию, снаряжение, боеприпасы и артиллерию.
Главой российских представителей в отсутствие Нахимова стал генерал-лейтенант Васильчиков. Инструкции имелись.
– Разумеется, господа, мы можем согласиться на перемирие. Но мои полномочия не простираются настолько далеко, чтобы предоставить таковое на срок более сорока восьми часов.
– Этого времени нам не хватит даже на погрузку, не говоря уж о том, чтобы дойти до Константинополя!
– На погрузку личного состава вам безусловно хватит даже двенадцати часов. Что же касается снаряжения, боеприпасов, артиллерии и тому подобного – мы не возражаем, если вы все это оставите. Согласитесь, господа, что за сутки с половиной ваш флот вполне в состоянии дойти до ближайшего турецкого порта.
– А если нам не хватит времени?
– Вас будет сопровождать эскорт из российских кораблей. Как только срок перемирия закончится, они будут иметь честь атаковать вас.
В этот момент капитан первого ранга Ергомышев вклинился в ход переговоров:
– Точно так же атака будет произведена при попытке приблизиться к российскому побережью ближе, чем на три навигационные мили[25]. Это будет считаться нарушением перемирия.
– Само собой разумеется, у нас нет никаких планов отклоняться от кратчайшего пути к Босфору.
Несколько искривленное выражение лица визави Ергомышев счел за улыбку.
В конце концов французы сторговали срок перемирия до трех суток, упирая при этом на «неизбежные в море случайности». Как оказалось, этот термин бытовал во всех военных флотах мира.
Как только князь Меньшиков узнал об отступлении союзников, он немедленно приказал войску выдвигаться в сторону Севастополя. Дополнение к приказу предписывало не слишком торопиться, дабы избежать совершенно ненужных боестолкновений.
Одновременно светлейший озаботился составлением победной реляции в Петербург от имени российской армии, которая и внесла основной вклад в величайшую из побед русского оружия.
Мариэла стояла насмерть: на ее крещении должны были присутствовать лишь самые необходимые персоны. В качестве крестного отца она выбрала Николая Ивановича Пирогова. Несмотря на всю занятость, тот и не подумал отказаться. Правда, лейтенант князь Мешков тоже очень хотел заполучить эту обязанность, но приказ командования заставил исполняющего обязанности командира «Морского дракона» снова выйти в море.