Сарат перешел на маэрский:
– С возвращением, ребята! До чего ж я рад вас видеть! Сейчас же едем отмечать к толстяку Фарагу!
Неболтай принялся переводить шепотом.
– Только после того, как я устрою моих зверей, – заявила Мариэла.
– НАШИХ зверей, – вежливо, но твердо поправил Тифор.
– Вы с вашей корзинкой выглядите ну в точности, как глубокочтимая декан факультета целителей Ирина-ма, когда мы с Професом с ней познакомились. Только у нее это была норка. Можно глянуть?
Котята так и продолжали спать. Впрочем, Сарат приподнял полотно очень осторожно.
– О, какая масть! Таких рыжих норок не бывает.
– Это мой!
– Я так и подумал.
– Тогда мы с мужем едем ко мне домой, я сдам зверят служанке, а потом мы присоединимся к вам в трактире Фарага.
– Я организую экипаж для вас, Мариэла, и для сударя хорунжего, – тут Сарат опять перешел на русский. – Для вас же, сударь, вот краткий словарь наиболее употребительных выражений на маэрском. Придется вам их учить… Для всех остальных план действий вот какой…
Бывает, что ход истории трудно проследить логикой, но не в данном случае.
Правительства всех стран с момента появления профессиональных военных начали придерживаться правила: армия и флот должны держаться вне политики. Квинтэссенция этого принципа была выражена Талейраном «Война слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным». Такая позиция не могла не дать соответствующие плоды: политики перестали доверять военным. Уточняя, скажем: не то, чтоб совсем уж не верили, но принимали решения, не особо считаясь с мнением армии и флота.
Так было и в эту войну, которая Европа назвала Восточной. Кардинальные решения в ней принимались по политическим соображениям, а те, в свою очередь, появлялись под воздействием не сухих военных докладов, а газетных публикаций и аналитических записок банковских домов. И не вдавались политики в такие нудные частности, как появление у противника кораблей с неслыханной быстроходностью и ужасающей артиллерией.
Но в акватории штеттинского порта толчок был дан в ином направлении. Там присутствовали люди, которые могли реально влиять на правительственные решения: послы и члены дипломатического корпуса, в абсолютно большинстве лица совершенно гражданские. Тем большее впечатление на них оказал «салют наций», произведенный русским пароходофрегатом – точнее, тем кораблем, в который он превратился. Своим глазам господа дипломаты привыкли доверять. История про то, как один из этих кораблей (тот, который меньше) с таким же вооружением вышел на бой с эскадрой из пятнадцати кораблей, включающей три бронированных плавучих батареи, и вышел победителем, из полуабстрактного донесения превратилась в леденящую душу реальность.