В Волынском полку эта команда была бы выполнена быстрее, конечно. Да и сами штыки имели не вполне парадный вид: без ржавчины, правда, но и блеска особого на них не было. Но все равно цепь наточенных граненых лезвий могла внушить уважение кому угодно.
Мичманский голос, как ни удивительно, стал еще холоднее. Теперь он вполне мог заморозить Камышовую бухту.
– Господин подполковник, повторяю: мне приказано никого в расположение батареи не пропускать без особого на то разрешения вице-адмирала Нахимова или капитана второго ранга Семакова. За объяснениями обращайтесь к ним же. Запрещаю вам подходить к гранатометам ближе, чем на пятнадцать сажен! Тароватов, Плесов! Проводить господина подполковника!
Почетный караул обычно не держит штыки наперевес. Именно об этом Теребилов вспомнил, удаляясь по разбитой тропе.
По уходе подполковника Шёберг продолжил командовать совершенно спокойно:
– Берись, братцы, за второй щит. Так… теперь опускай… помедленнее… хорош! Закрепляй.
Командир батареи усиленно делал вид, что не замечает красноречивых взглядов матросов. Вместо этого он преувеличенно тщательно обревизовал ящики с гранатами. Итог не обрадовал: тридцать один выстрел.
Разумеется, Шёберг не знал максимы, сложившейся через почти что сто лет: боеприпасов не бывает много, их бывает мало или очень мало.
Пока матросы закрепляли гранатометы на площадках, мичман вглядывался в отдаленные позиции неприятельской артиллерии. Они, собственно, еще были в процессе подготовки, а сами орудия и вовсе не прибыли, но Шёберг уже прикидывал дистанцию. По всему выходило, что неприятельские пушки заткнуть вполне возможно. Куда большее беспокойство вызывала возможная кавалерийская или пехотная атака.
Время еще оставалось, и командир батареи гранатометов отправился к соседям. Мичман, разумеется, не имел сухопутного опыта, но в Корпусе в гардемаринские головы вбили накрепко: если есть возможность заранее распределить цели для каждой артиллерийской палубы, то это надо сделать.
Осенние ночи темные, даже в Крыму. Вот почему никто не заметил, как ничем не примечательный бугорок на пустынном берегу вдруг двинулся, а из-под земли вдруг показалась голова в бескозырке. Неизвестный тщательно огляделся и тихо произнес, обращаясь, очевидно, к самому себе:
– Никого на версту вокруг нет, ваше благородие.
Эта фраза явно содержала в себе некое заклинание, поскольку следствием ее было появление из-под земли небольшой группки людей. Пригибаясь, те поспешили чуть в сторону, остановились и стали что-то такое делать с небольшими предметами. Разумеется, посторонний (которого тут не наблюдалось) не мог даже заметить этих движений. А их смысл вполне мог ускользнуть от этого самого постороннего даже при свете дня.