Мы добираемся до конца тротуара. Мама не замечает бордюр, заваливается вперёд и падает на мостовую.
– Вставай, мама!
Мне хочется сесть на землю и разрыдаться, но я не могу. Только не сейчас, когда на нас смотрят. Только не при маме.
– Вставай!
– Я её возьму.
При звуке этого низкого, спокойного голоса у меня замирает сердце и останавливается дыхание. Исайя с лёгкостью поднимает мою мать на руки. Потом, не дожидаясь меня, несёт её к дому.
Исайя.
Я хлопаю глазами.
Мой лучший друг.
Моё сердце делает два удара – один больней другого.
Мама отключается на руках у Исайи. Когда мы доходим до входной двери, я снимаю с её шеи ключи на верёвочке, которые я носила как ожерелье всю начальную школу.
Перехватив взгляд Исайи, я поспешно отворачиваюсь, чтобы не видеть боль в его глазах. На нём форменная куртка автосервиса, в котором он работает. Синяя ткань покрыта пятнами грязи и машинного масла. На протяжении всех этих трёх недель Исайя каждый день звонил и писал мне, но я не отвечала. Я подавляю чувство вины. Это он меня предал, а я ни в чём перед ним не виновата, поэтому не буду реагировать и сейчас.
Когда я открываю дверь, на меня обрушивается ужасный тухлый запах. От страха у меня подгибаются ноги. Я не хочу ничего знать. Не хочу, и всё. Мы уедем во Флориду. Мы сбежим отсюда.
Исайя входит следом за мной и матерится. Не знаю, на что: вонь, разгром, мусор. Здесь ничего не изменилось с прошлого раза, только пустой холодильник стоит нараспашку.
– Ты забыла заплатить уборщице? – спрашивает Исайя.
Я криво улыбаюсь его шутке. Он знает, как я ненавижу, когда чужие люди видят мамино жильё.
– Уборщица берёт только наличными, а мама требует всюду расплачиваться картой, чтобы накапливать премиальные мили для будущих авиаперелётов.
Перешагивая через мусор и обломки мебели, я веду Исайю в мамину спальню. Здесь он бережно опускает её на кровать. Исайя уже не в первый раз помогает мне с мамой. Когда нам было по четырнадцать, он помогал мне вытаскивать её из бара. Исайе не привыкать к трещинам на стенах, заплёванному зелёному ковру и приклеенной к разбитому зеркалу фотографии, на которой мы с мамой сняты вместе.
– Подожди чуть-чуть, – прошу я. – Потом я схожу в магазин.
Он мрачно кивает.
– Подожду в гостиной.
Я снимаю с мамы обувь, сажусь на кровать рядом с ней.
– Мама, проснись. Расскажи, что у тебя с рукой.
Как будто и так не знаю.
Она приоткрывает глаза и сворачивается клубочком.
– Мы с Трентом поссорились. Он не хотел, это случайно получилось.
Ну конечно. Как обычно.
– Чем быстрее мы отсюда выберемся, тем лучше.