— А нам надо Динстона снова посылать на глубокие, откровенные беседы с Мадам. Даже не могу предсказать, что и как, и к чему сведёт очередной разговор полковник. Недавно он побыл на Мальте. Что ему там вбили в голову? Сейчас он почему-то стал оперативно не предсказуем. Надо ему под зад добавить, чтобы голова не пылила.
— А ведь он знал, что сам записывает свой разговор.
— Вот-вот.
— Наверное, для собственных мемуаров готовит записи?
— И это может быть. Но это вторично. Сначала он должен задание выполнить.
— Время есть. Он не торопится. И здесь он может быть где-то и прав. Иначе второй раз Мадам с ним не встретится.
— Значит, пока мне не стоит лететь в Центр.
— Скорей всего, да. Может вам лучше с Дэном встретиться?
— Не надо его подставлять. Лучше генерал Чан с ним поговорит. Хорошо, господа генералы, пора, разъезжаемся. Удачи вам.
— И вам, сэр.
Глава пятая
Мао — жена Цзян
Председатель Мао, солидно, красочно, внушительно стоял в позе Наполеона Бонапарта у красной драпированной стены, придирчиво разглядывал свой новый огромный портрет, и непривычно, благожелательно для себя посматривал на свою, всем скандально известную, третью или четвёртую жену Цзян Цин. Но брови его периодически круто сдвигались к переносице и отходили назад.
— Молодец. По сволочному, но всё же ты молодец. А я и не догадывался, что ты можешь так, по-государственному, глобально мыслить. Пойми, в этой стране мимо меня, без моего разрешения, муха не летает, и твой разговор с американцами, это всё при мне. Но ты молодец. Удивила. Мне приятно. Не обижайся, но я лично тобой рад. Ты поднялась выше Дэна: ты его перепрыгнула. Молодец. Ты мне постоянно втюхивала, что Дэн ломит за капитализм, но ты не менее скрытая капиталистка, чем сам первый буржуин Дэн. Я тебя готов слушать, моя дорогая, долго и с терпением, с большим пониманием, моя возлюбленная.
— Ой, ой, мой глубоко возлюбленный, дражайший великий муж и супруг; ты лучше меня понимаешь, что без тебя я никто. Меня убьют на второй день после твоей смерти. Поэтому мне и приходится думать глубоко по-государственному, высоко и глобально. Не думай, что твои эти все Хуа Гофэны, Дэны и прочие, готовы держать твой курс после тебя. Это вопрос не твой, не мой, а самой страны. Была бы я простой кухаркой, я и не думала бы об этом. Но волею судьбы и лично тобой, я поднята на государственный уровень. Поэтому я и думаю по-государственному.
— Всё мне это понятно и приятно. Но, разговор не об этом. Разговор о власти. Ещё раз говорю с полной ответственностью: о власти. Ты мне сама говорила, что власть — это рабовладение. Рабовладение — это абсолютная власть над народом и холуями, которые держат этот народ в рабах. Поэтому, вбей себе в голову: пока ты держишь всех под контролем, ты правитель. Как только ты упустила вожжи, ты труп, не только физический, но политический, общественный, моральный, исторический. Ты никто и только презрение к твоей памяти остаётся в памяти народа. Можно много говорить и болтать на эту тему. Но, если ты хочешь стать правителем, откинь совесть, откинь правила и играй, как ты считаешь нужным. Тогда ты правитель. Иначе ты никто.