.
Он поднялся и несколько раз ударил в дверь ногой, пока не стало больно. Кричал. Проклинал. Сделал открытие: если производить много шума, не так слышен хруст, этот сводящий с ума звук грызущих челюстей…
Через какое-то время он выдохся. Ему пришлось свернуться клубком на полу: он задыхался, руки заткнули уши, глаза были закрыты. Он старался забыться, думать о чем-нибудь другом.
О роза
Вспоминал визит девушки с медальоном в виде розы. Была ли это Ламия, дама номер пять, та, что Страсть внушает, вдохновительница Китса и Беккера?[44] Уверенности не было, но ему казалось, что она его загипнотизировала, чтобы он заговорил. Его допрашивают, поэтому терзают Сусану. Но что он может им сказать? Он даже не знает, что сделала с фигуркой Ракель.
ты больна.
Уроборос.
«Не думай об этом. Давай лучше подумаем о том, как отсюда выбраться, как сделать так, чтобы…»
Послышался какой-то новый звук. Ему пришлось открыть глаза. И он сразу же пожалел об этом.
вечеринка
Сусана обгрызла мякоть со своего левого предплечья и теперь срывала кожу вокруг локтя. Но, вглядевшись в середину освежеванной конечности, Рульфо заметил странный блеск. Маленький брильянт.
Зуб.
о роза ты больна о роза ты больна больна больна больна больна больна больна
Вдруг мир для него окончательно померк.
Вечеринка.
Этой ночью будет вечеринка.
Убранство комнаты было роскошным. Спальня. Рульфо, обнаженный, чистый, стоял на ковре. Как он сюда попал, было ему неведомо: последнее, что он помнил, – это омерзительную каморку и… Но подумал, что все, происходившее с Сусаной, не может не быть жутким кошмаром. Он давно уже перестал удивляться тому, насколько яркими сделались его сны по сравнению с действительностью, с тех самых пор, как он оказался в этой усадьбе.
На кровати, заботливо сложенная, словно праздничная скатерть, лежала белая мужская рубашка. Черный галстук приземлился сверху, будто невообразимо прекрасная бабочка. На плечиках – смокинг. Сомневаться не приходилось: они хотят, чтобы он облачился во все это. Так он и сделал. Все пришлось точно по фигуре.
Когда он открыл дверь, волны старинных мелодий, разговоров, смеха и звуков рояля достигли его ушей. Он двинулся вниз по лестнице, и, пока он спускался, взору его открывался театр теней – очертания мужских и женских голов, размноженные канделябрами. Гостиная была та же, где несколько часов или дней назад (он не мог сказать, сколько прошло времени) его встретила грузная женщина. Теперь в зале было полно народу. Джентльмены были в смокингах, а дамы – в вечерних платьях. Официанты обоих полов сновали с подносами. Все это выглядело как роскошный прием.