Говорила она медленно, почти запинаясь. Она говорила и одновременно проходила по лабиринтам своей памяти.
Но всего ему она не открыла.
Она сказала, что сделала это не из-за любви. Что могла бы сделать это «принятым» группой способом, поскольку есть стихи, сказала она ему, которые способны заставить тебя чувствовать все, что захочешь; стихи, которые точно воспроизводят твои сны; однако они, в свою очередь, суть не что иное, как новые сны. Но она уже с давних пор хотела чувствовать без слов. Никогда прежде ни одна дама не желала ничего подобного, потому что чувствовать без участия слов было практически невозможно: это эквивалентно молчанию в глубине моря.
Она сказала ему, что полагала, что могла это сделать, потому что, хотя и знала, что это запрещено, она была Сагой и никто не ставил под сомнения ее решений. Жить тысячи лет, узнавать разные эпохи и земли, созерцать небесный свод с различным расположением звезд – все это только обостряет любопытство, не насыщая его. Земные пейзажи сменили кожу, подобно змеям, а планета – свое лицо, пока она все жила и жила, сменяя недолговечные тела. И пообещала себе дать начало новой жизни – единственный доступный способ замедлить эту быстротечность. Она была Сагой, и ничто из того, что она говорила, делала или желала, не могло быть запрещено. «Любви не было», – повторила она.
Однако она не сказала ему, что в то время, когда в ее животе росло то, что было жизнью, не будучи ею, потому что не знало слов (или как раз поэтому оно в полной мере и было жизнью), ей стало страшно и она испытала соблазн избавиться от этой жизни, но не сделала этого. И не захотела рассказать ему о том, что, когда новая жизнь родилась, она долго-долго смотрела на нее молча. Она всегда думала, что молчание – это плохо. Молчание было пустотой, отсутствием красоты и вечности. Но когда она увидела собственный образ, в точности повторенный в этих глазах, так похожих на ее собственные,
молчание взорвалось
в ее устах.
Она знала, что совершает серьезную, непростительную ошибку. Но в то же время она чувствовала себя за пределами любого стиха, чувствовала себя так, что не могла бы описать это словами, чувствовала, что никогда не сможет отделить себя от этого. Она сама и эта новая жизнь, родившаяся от нее, вместе будут противостоять наказанию, каким бы оно ни было.
– Акелос какое-то время помогала мне прятать ребенка… До сих пор не понимаю, почему она на это пошла… Не из сострадания, в этом я уверена… Временами ее планы имели очень далекие перспективы. Она была той, что Прорицает», ей было хорошо знакомо будущее… Но ее помощь меня не спасла. Группе все стало известно, и они решили изгнать меня: утопили мое имаго в урне с водой, поместив в мешочек с филактерией, которая меня Устранила. Но Жаклин, которая уже стала новой Сагой, наказание показалось слишком легким, и она решила его