– Почему вы так быстро приехали? – поинтересовался Рульфо. – Я-то думал, что вы обо мне и не вспомните…
– Делать мне сегодня вечером нечего, к тому же я не имею обыкновения откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Как себя чувствуете?
– Бывали времена и получше. Но в данный момент не слишком плохо, – соврал он. – Единственное – очень уж курить хочется.
Бальестерос поднял брови и тряхнул своей покрытой инеем головой.
– Узнаю: вы и ваши пороки, – проворчал он. – Вы же знаете, что здесь – больница. К тому же, даже если бы и не больница, как вы осмеливаетесь говорить такие слова врачу?..
– Очень рад, что пришли навестить, – улыбнулся Рульфо. – Правда. Спасибо, что пришли, доктор.
– Не тяните время и расскажите, что случилось.
Рульфо задумался, прокручивая в голове эту просьбу. А потом рассмеялся. Но этот его хриплый смех не заразил Бальестероса.
– Честно говоря, вряд ли у меня получится.
Бальестерос пожал плечами:
– Ну, если думаете, что легче отвечать на вопросы, я буду их задавать. Доктор Техера поведал мне, что вас, без сознания, нашел в кювете второстепенной дороги вблизи закрытого после пожара склада один добрый самаритянин. Как вы туда попали?
Повисла пауза. Рульфо опустил голову на подушку и вперил взгляд в потолок.
И вдруг понял, какую серьезную ошибку он совершил.
«Они не оставят свидетелей».
Сегодня вечером он испытал потребность излить кому-то душу и вспомнил имя врача, который лечил его в начале всей этой истории. Но теперь понимал, что дал маху, и не только по той причине, которую уже привел (невозможность объясниться), но и по другой, гораздо более важной, более роковой.
Он посмотрел в серые глаза Бальестероса – усталые и честные глаза на огромном лице Санта-Клауса инкогнито – и разозлился сам на себя. Он не может выдать ему даже фрагмент истории, потому что если он это сделает, то добряк-доктор ощутит на себе всю тяжесть последствий, как этот было с Маркано, с Раушеном… возможно, с Сесаром, который не отвечает на телефонные звонки…
«Они не оставят свидетелей».
Его удивляло то, что сам он все еще жив и сохранил память, но причина этого исключения, подозревал он, заключалась, по-видимому, в том, что в нем все еще нуждались, может, чтобы продолжить его допрашивать. Недаром Сага сказала: «У нас впереди еще много времени».
Нет, не может он говорить. И так уже втянул в это дело слишком много невинных.
– Ну так что? – продолжал настаивать Бальестерос.
– Скажу, что помню… Боюсь, что той ночью я сильно перебрал. Потом сел в машину, выехал из Мадрида и наудачу остановился, чтобы проспаться. А проснулся уже здесь, в больнице.