Беатрис, глядящая на него из своей глянцевой вечности.
Он притворился, что забыл ее, но старая боль возвращалась снова и снова. Что еще он должен был сделать? Он уже ее оплакал, принес ей в жертву все, что мог. Что же еще? Он догадывался, что боль, намного более сильная, чем страсть, не знает ни оргазма, ни климакса, ни кульминации, после достижения которой может прийти облегчение. Жизнь способна насытиться наслаждением, но испытывает вечный голод, если речь идет о боли.
Он посмотрел на открытую антресоль, встал на стул и положил фото обратно, рядом с другими. Возникло желание проверить, все ли они на месте, но заниматься этим сейчас он не мог. На глаза попалась непочатая бутылка виски, которую он купил на днях. «Очень любезно, благодарю». Вцепился в нее обеими руками, ощутив прохладу стекла. Улегся в постель, не раздеваясь. И бутылку не открывал, пока она не наполнилась теплом его рук, его тела.
Сняв наконец трубку, он не был в состоянии сказать, сколько раз прозвонил телефон.
– Саломон, какого черта… Я звоню тебе уже несколько часов подряд!..
Суббота давно воцарилась в комнате, щедро залитой солнечным светом, который самым жестоким образом усиливал головную боль.
– Это невероятно, клянусь тебе… Я нашел книгу, которую прислал мне Раушен, – «Поэты и их дамы». И всю ночь ее читал… Но ничего рассказывать сейчас не буду: ты должен приехать…
«Не вмешивай их».
– Саломон?
«Не вмешивай своих друзей в это дело».
– Я здесь, Сесар.
– Так ты приедешь или как?
– Не думаю, что у меня получится. У меня… очень много дел… сегодня.
Пока он придумывал какую-никакую правдоподобную отговорку, на другом конце провода послышалось недовольное ворчание.
– В таком случае приедем мы… Будем у тебя, думаю, где-то в…
– Нет, постой. Лучше…
Он хорошо знал, что Сесаром, исполненным энтузиазма, было гораздо труднее манипулировать, чем Сесаром обычным. На секунду он ужаснулся при одной только мысли, что они увидят его разгромленную квартиру. К тому же он слишком хорошо знал своего бывшего научного руководителя, чтобы быть уверенным, что даже если он сейчас без обиняков заявит, что не хочет его у себя видеть, тот закроет глаза на грубость и заявится к нему на улицу Ломонтано об руку с Сусаной, которой поручит нажимать на дверной звонок. И пришел к выводу, что единственное, что он может сейчас предпринять (особенно в данный момент, с головой, гудящей после выпитого виски), – это сделать вид, что ничего не происходит.
– Лучше приеду я. Дай мне час на сборы.
Он положил трубку, сел на кровати и оглядел разбросанные по полу книги. Убирать он ничего не будет – примет душ, проглотит чашку горячего кофе и поедет к Сесару, чтобы попробовать убедить его не совать нос в эту навозную кучу.