– Все отлично... Просто испугалась.
– Она тебе это сказала?
– Нет... Не говорила. – Макс нахмурился, словно не был уверен в том, что сказала девочка.
– Откуда же ты знаешь, что с ней все в порядке?
– Не знаю... Просто так думаю.
– Макс... – Чейс почувствовал, что начинает злиться, и напрягся, чтобы не распускать язык. – Слушай, ты сбил ребенка. Может быть, она ранена и сама не знает об этом. Может, она как раз сейчас ищет врача.
– Нет, – решительно заявил Макс.
– А почему она убежала?
– Не знаю.
– Что сказала?
– Ничего.
– Что значит «ничего»? Что-то она должна была сказать. «Все о'кей», например, или «Как ты?», или «Почему не смотришь, куда едешь?».
– Нет, – ответил Макс, – она ни слова не сказала. Подошла, я говорю: «Пожалуйста, прости меня. Как ты?», а она только тронула мне лицо и улыбнулась. Но это было, словно она говорила, как будто у меня в голове звучали слова.
– Какие?
– Я не уверен, может, это были не слова, скорее какие-то ощущения... Что-то вроде «Не беспокойся» и «Я рада, что ты не ранен». – Макс умолк. – Потом она увидела тебя и убежала.
– Господи, мы даже не знаем, кто она такая. Я не наметил, из какого дома она вышла. – Чейс посмотрел вдоль аллеи, словно надеясь увидеть девочку, но аллея оставалась пустой. Потом снова повернулся к Максу. – Ну, – сказал он, показывая на коньки, – ты не собираешься снять эти штуки и вернуться в клуб без них?
– Нет, у меня все отлично, пошли. Это все из-за шлема, вот в чем дело. Я ее не слышал.
– Держись тогда ко мне поближе. Я буду твоими глазами и ушами.
– Точно, – ответил Макс. – Я буду кружить рядом с тобой, как будто ты защитник. Чейс улыбнулся:
– Отлично, у нас есть шанс попасть в реанимации в одну палату.
Он побежал дальше.
Когда они добрались до конца улицы, Саймону пришлось выбирать: они могли продолжить путь до клуба, сесть в лодку и вернуться на остров либо еще некоторое время побегать, покружить по боковым улочкам восточной части города.
Пританцовывая, он посмотрел на Макса, вполне довольного, катившегося спиной вперед, представляя, будто удерживает шайбу воображаемой хоккейной клюшкой. Чейс решил, что мальчик действительно невредим, и можно еще потренироваться. Поэтому он свернул с Оук-стрит и побежал по направлению к большому зданию из красного кирпича – некогда городской школе, а теперь многоквартирному дому.
Улица упиралась в невысокую кирпичную стену рядом с красным зданием. Обычно Чейс разворачивался за несколько ярдов до конца тупика, но сейчас он заметил в расстилавшемся впереди заливе стаю кормящихся крачек: солнце освещало их белые перья, а капли воды, когда птицы ныряли, блестели, словно брызги алмазов. Он продолжал двигаться к стене, показывая на крачек Максу, который пролетел рядом и, сделав круг, остановился.