Я сразу полюбила её. Ей было легко доверять, потому что она подарила мне право выбора, которого эти годы я была лишена. Она не боялась идти на риск. Она давала мне препараты, которые заглушали мои симптомы, а не приковывали меня к кровати. Её задачей было вылечить меня, а не убить. Сейчас я понимаю весь масштаб душераздирающей трагедии, когда ты наблюдаешь за тем, как жизнь юной девушки распадается на части. У меня не было социальной жизни, друзей, работы, учёбы, хобби, какой-либо занятости. Я лишь любила человека, которого нашла для себя в Интернете и за которого цеплялась, словно наркоманка. Однажды я спросила своего врача:
– Анастасия Александровна, скажите мне правду. Я социопат?
– Ты не социопат, ты одинока.
И что-то внутри меня перевернулось. Наконец-то на меня перестали вешать ярлыки, наконец-то во мне увидели личность. И я начала жить. Не скажу, что это было легко. Иногда мне казалось, что даже в аду бывает не так больно.
Но мы вышли в ремиссию на полгода. Это были чудесные метаморфозы, произошедшие где-то внутри. Было чувство, будто я сама заколотила крышку своего гроба, в котором похоронила себя и свою жизнь, а потом вдруг кто-то пришёл и отодвинул могильную плиту.
Я даже не могу объяснить, насколько это прекрасно… Ты вдруг начинаешь понимать, почему люди счастливы и почему наслаждаются теми или иными вещами. Простыми вещами.
Но, как известно, счастье – это не навсегда. В море шрамов на твоей душе оно не оставляет следов.
Я начала вести социальную жизнь и адаптироваться к среде, в которой мне предстояло существовать. Тогда я ещё не знала, что открыв одну дверь, ты не сможешь контролировать то, что в неё войдёт.
Я чувствовала, словно я могу бежать от болезни вечно, но так никогда и не спастись. У меня сформировался определённый образ мышления и тип личности, напрямую связанный с недугом. Я стыдилась того, во что превратилась, но не могла винить людей, которые толкнули меня в эту бездну. Когда нам некого винить, мы всегда обвиняем себя. Я чувствовала себя изгоем, и я нашла любовь там, где её не должно было быть.
Я не знаю, сколько мрака я вынесла, прежде чем он поселился во мне навсегда. И это не жалость к себе. Я продвигалась всё дальше и упорнее, становилась всё отчаяннее.
Его звали Дима, и он стал первым человеком, который смог дотронуться до моей души, не повреждая её. Или, по крайней мере, мне так казалось.
Любовь – всегда одержимость. Можно сказать, у меня склонность к одержимостям подобного рода. Это из-за долгого одиночества, что я переживала многие годы: стоило мне полюбить и открыться человеку, как я растворялась в нём без остатка. Я была согласна на жертвы, согласна терпеть боль, шантажировать – делать всё, чтобы этот человек остался рядом.