Я уже третий день пила на ночь сильные седативные таблетки, от чего мои руки судорожно тряслись. Дрожащими пальцами я набрала номер своего психиатра. Её голос был музыкой, под ноты которой подстраивался тембр моей души. Но на этот раз всё было по-другому. Я уже давно жила словно в аду, и именно тогда нами совместно было принято решение положить меня в больницу.
Я морально готовила себя месяц. И вот я здесь. Поначалу было невыносимо, состояние только ухудшалось. Мне начали давать одно сильное лекарство, от которого меня постоянно рвало. К пятому дню я начала выкидывать таблетки, благо медсестру было нетрудно обмануть. Сейчас мне немного лучше, но состояние постоянно меняется, как на американских горках. В целом, плохо и в больнице, и вне больницы. Сейчас я чувствую безысходность, потому что на воле я не знаю, как мне жить дальше. Я как овощ. Мне ставят рекуррентную депрессию, тревожное расстройство личности и обсессивно-компульсивное расстройство.
Я знаю, что с моими взглядами, моим разумом мне придётся прожить одной всю жизнь. И всё начало обрушиваться, словно водопад, на меня сейчас. И я растерянна. Я прислушиваюсь к себе и слышу лишь крики паники. Я слаба, беззащитна и уязвима. И с этим ничтожным набором надо как-то жить. Это то, что приходит ко мне в темноте. Эти мысли высасывают из меня жизнь.
Очень тяжело от того, что я не могу больше отдавать любовь человеку, которого я выбрала. Я сразу спрашиваю себя – зачем я вообще тогда? Может, мне вообще стоит умереть? Не быть?
Я стараюсь выводить себя из этих мыслей. Просто брать и выводить. Как детей выводят из комнаты, когда в фильме эротическая сцена. Так научила меня моя лучшая подруга года два назад. Я делаю это, потому что завтра будет завтра. И каким оно будет, я не знаю.
Из-за своего тревожного расстройства я не могу нормально общаться с людьми. Мне всё время кажется, что они обсуждают именно меня, смеются надо мной. Мне нужно знать, что человек любит меня. Мне нужно, чтобы он мне часто это говорил. Иначе всё начинает рушиться по моей вине. Например, сейчас я разговариваю с тобой и мне закрадывается в голову мысль, что ты ко мне негативно относишься. Я не знаю, как от этого избавиться.
Что касается моего обсессивно-компульсивного расстройства, ОКР, то я от него не страдаю. ОКР – это зона комфорта для меня. Я организую свою жизнь. Я считаю свою жизнь, и число моей жизни – три. Мой счёт связан с религией. У меня было серьёзное теологическое воспитание, и меня учили молиться. В детстве, когда я тревожилась за родных, у меня был ритуал. Я должна была помолиться три раза. Святая троица, все дела. Чем старше я становилась, тем больше росло напряжение. Когда я решила порвать с религией, я не подумала, что меня это без последствий не отпустит. Мне было одиноко в детстве, так как часто моих родителей не было дома – мама лежала в больницах. Я раскладывала предметы так, чтобы их было три или девять (девятка делится на три и в итоге получается все равно три), я держала три зубных щётки, мыла голову по три раза, пытаясь уложить одну помывку в три минуты, я делила порцию на тарелке так, чтобы всегда было три. Я никогда не получала лечения по ОКР. Сейчас многое стёрлось из-за депрессии. Это не мешает мне жить. Я часто ловлю себя на том, что раскладываю всё в голове по трём палочкам, рисую треугольники и прочие фигуры, связанные с числом три. Я считаю пальцами по три, когда куда-то иду. Я считаю шаги и ступеньки на лестнице. Я к этому привыкла. Это моя зона комфорта, я чувствую себя защищённой. Мне бы хотелось перестать считать, но это прочно вошло в мою жизнь. Со мной лежит девочка, у которой тоже ОКР, но она от этого страдает. Её преследует ощущение грязи. Мой психиатр не видит в моём случае ничего ужасного, пока счёт не мешает моей жизни. Чаще всего этого никто не замечает.