— А чем мы расплатимся за то, что нас перевезут в лодке?
— У вас здесь под ногами растет на земле много всякой провизии. Негры-бони после сезона дождей всегда нуждаются в провизии, и если вы соберете хороший запас и предложите им, то они с радостью перевезут вас куда угодно за эту плату.
— Хорошо, тем более что иного выхода нет.
— Если я могу вам хоть чем-нибудь быть полезен, то располагайте мной.
— Спасибо, Гонде! Я верю вам безгранично.
— И хорошо делаете, потому что я предан вам всей душой. Кстати, вот что я вам скажу. Около того места, где вы прятали вашу лодку, есть лесок — такой густой, что через него невозможно пройти иначе, как по руслу протекающего там ручейка, имеющего не более метра глубины и теряющегося в болоте. За болотом есть местечко, где вы бы отлично могли построить себе хижину и укрыться на время от преследования. Там бы вас уж никто не нашел.
— А как же пройти через болото?
— Посередине болота есть полоска твердой земли, прикрытая илом. Я случайно открыл эту полоску, идущую через все болото от одного конца до другого. Полоска узенькая, не шире ножа, но, опираясь на палку, можно будет, я думаю, пройти.
— Хорошо. Завтра мы пойдем туда, — сказал Робен.
— Да, да, пойдем, — согласился Казимир, уже успевший успокоиться.
— Позвольте мне проводить вас, а на эту ночь остаться с вами, — предложил Гонде.
— Оставайтесь. Я буду вам очень благодарен.
На другой день Робен, Гонде и Казимир двинулись в путь.
— Бог не допустил, чтобы я умер здесь, — вздохнул негр, расставаясь со своей засекой.
* * *
— Нелепая страна! Право, нелепая страна!.. Негров — сколько хочешь, деревья — без ветвей, с какими-то оловянными листьями, мухи и насекомые надоедают день-деньской, солнце жжет, фрукты… о, эти фрукты! Точно консервы на скипидаре!.. От жары у меня лупится нос, и, кажется, с него скоро сойдет вся кожа. Нелепая страна!
Бледная, измученная женщина в трауре слушала с печальной улыбкой эту воркотню двадцатилетнего юноши, говорившего по-французски с неподражаемым прононсом парижских предместий.
— И ко всему этому, — продолжал молодой человек, — целые тысячи обезьян и попугаев. Что касается туземного говора… Фу, Боже мой, что за гадость! Для слуха утомительно, для ума непонятно… А уж пища — лучше о ней и не говорить: рыба — точно подошва, суп — какая-то противная кашица… Однако что же это я все болтаю, пожалуй, детей разбужу.
— Да я не сплю, Андрэ, — возразил детский голос с кроватки, завешенной пологом.
— И я тоже не сплю, — отвечал другой детский голосок.
— Напрасно, Эдмонд. Днем непременно нужно лежать в постели, а то с тобой сделается солнечный удар.