В те вечера, когда Элизабет получала условный знак, она сказывалась уставшей и уходила спать пораньше. Тщательно закрыв дверь и выждав для надежности, когда уснет отец, девушка переодевалась в мужскую одежду, спускалась тихонечко в кухню и вылезала наружу через узкое окно, которое выходило не на улицу, а на сточную канаву. А затем торопливо покидала город. В полночь к мосту, перекинутому через узкую реку, подъезжала черная карета. Закутанный в темные одежды безмолвный кучер отворял Элизабет дверцу, а затем вез девушку лесными дорогами к горе, верхушку которой венчал каменный замок.
…Отец наконец-то уснул — крепко, похрапывая во сне, успокоенный ласковыми словами и вином. О, если бы он знал, что в то время, когда он видит в счастливых снах покойную жену, его дочь, его падший ангел, со сладостными стонами отдается зеленоглазому дьяволу, похитившему не только ее сердце, но и душу! На мгновение Элизабет овладело раскаяние, она уже собралась остаться с больным отцом, но в это время раздался глубокий вибрирующий гул. Девушка испуганно оглянулась на темное окно, боясь, что полночный звон разбудит отца, но тот спал безмятежно. Времени на переодевание не было. Она лишь торопливо набросила мужской плащ и выбежала на улицу. Элизабет пробежала через городскую площадь мимо дремлющих на ступенях собора бродяг, мимо выкрикивающих непристойности ей вслед пьянчуг. Успеть бы, успеть! Она прибежала на мост и в первое мгновение испытала облегчение, не увидев отъезжающей кареты. Но затем испугалась: а вдруг та уже уехала? Нет, наверное, Диего отдал слуге распоряжение не покидать моста без Элизабет. И она осталась ждать.
Она простояла у реки с час, вглядываясь то в тонувший в темноте конец моста, то в черную поверхность воды, гадая по серебряным узорам лунного света об исходе ночи. Когда тишину вновь разорвал колокольный звон, девушка решила вернуться в город. В тот час выстужающего ожидания она успела поверить в то, что Диего де ла Торре больше не желает ее видеть. И ее горе было так велико, что она с трудом сдерживала слезы.
Вдруг в затихающем эхе гула она различила долгожданный цокот копыт. Молчаливый кучер открыл дверцу кареты, и Элизабет, опустившись на подушки сиденья, расплакалась — только уже от облегчения и счастья. Какой долгой казалась дорога в ту ночь! И как немилостивы были боги, когда карета вместо парадного входа, возле которого Элизабет успела заметить чужой экипаж с незнакомым гербом, остановилась у черного. Ее встретил не сам молодой хозяин замка, а его ворчливая экономка. Старая женщина проводила гостью в выхоложенную ветрами и сыростью темную комнату и велела ждать. От обиды и унижения Элизабет едва вновь не расплакалась. Она пожалуется на неприветливость экономки ее хозяину! Диего никогда бы не позволил, чтобы его дорогая гостья мерзла в темной, непрогретой комнате. А может, его и нет в замке? Но Элизабет тут же вспомнила о стоявшем у парадного подъезда экипаже и, дабы скрасить ожидание, принялась гадать, кому он мог принадлежать.