Теперь он вспомнил, что ему сказала та девица во время обследования: «Дядюшка Антоний так заботился обо мне, что даже от настоящего, родного дяди такого нельзя было бы ждать».
Зачем вся эта комедия?.. Ну и еще ее отец! Достаточно было бы, чтобы он встал и сказал: «Я имею полное право оперировать и лечить. Я не знахарь Косиба. Я – профессор Рафал Вильчур».
И его сразу освободили бы.
«Тогда чего ради он так судорожно держится за свою фальшивую шкуру? Он мог бы открыть свое настоящее имя еще во время суда первой инстанции, но предпочел получить обвинительный приговор, обрекший его на три года тюрьмы».
Если бы профессор Добранецкий не знал так хорошо своего давнего шефа и учителя, то, может, и предположил бы, что Вильчур совершил какое-то преступление или злоупотребление и потому решил скрыться. Но теперь он только пожал бы плечами, если бы кто-то подсказал ему такую мысль.
Нет, тут должна крыться какая-то более глубокая тайна.
Как наяву пробудились в его памяти былые дни, первые дни после исчезновения профессора. Неужели мнимый побег госпожи Беаты с дочкой и позднейшее исчезновение профессора Рафала были только хорошо разыгранной комедией?.. Но каковы были ее причины? Они оставили все свое состояние, свое положение в обществе, его славу – все. И бежали, но почему, с какой целью?
Позитивно мыслящий Добранецкий не выносил никаких объяснений, если их не обосновывали какие-либо логические предпосылки или нормальные побудительные человеческие причины.
Но сейчас у него не было времени на разгадывание загадок. Приговор должны были вот-вот объявить. Разумеется, скорее всего, он будет оправдательный, но ведь может случиться и обвинительный.
«Мой долг – немедленно поставить в известность адвоката и потребовать возобновления процесса, чтобы объявить, кого я узнал в знахаре Косибе».
Добранецкий прикусил губу и повторил:
– Да, это мой долг.
Но однако ж не двинулся с места. Слишком быстро проносились в его голове мысли, слишком внезапно начали громоздиться в воображении последствия такого заявления.
Перед тем как принять решение, нужно трезво и тщательно все разобрать, проанализировать, разложить по полочкам… Ну и предусмотреть, чем это может закончиться. Он не умел и не любил действовать вслепую, под воздействием первого побуждения.
– Прежде всего следует взять себя в руки, – пробормотал Добранецкий с такими интонациями, которые употреблял, чтобы успокоить нервных пациентов.
Он вынул папиросу, тщательно раскурил ее и решил, что табак пересох. Кстати, сегодня он выкурил меньше папирос, чем обычно, так что вполне мог бы ограничиться двадцатью штуками в день. Эти простые действия и сопровождавшие их соображения помогли ему обрести внутреннее равновесие, и последствия этого не замедлили проявиться, а именно: он припомнил одну подробность, причем невероятно важную, мелочь, которую до сих пор не принимал в расчет, а между тем она полностью изменяла ситуацию. Ведь знахарь Косиба во время процесса ему улыбался, он совершенно откровенно улыбался профессору!